вторник, 15 апреля 2014
Все, что меня не убило, сильно об этом пожалеет, потому что теперь моя очередь
ЮНАЯ ЭЛЬФА ПО ИМЕНИ ИМА
Из рукописи Йоуна Сигурдссона Со Ньёрдова залива, область Мюпи, восток Исландии
Из книги под ред. Л. Кораблева "Из рассказов
о древнеисландском колдовстве и Сокрытом Народе", ©
Сына Гвюдмунда звали Йоун и жил он на мысу Беру-нес что в Рейда-фьорде, во времена, когда той областью правил Йоун Торлакссон. О самом сыне Гвюдмунда ходит невообразимое количество страных историй - рассказывают, например, что был он необычайно сведущ во многих вещах и занимался ворожбой и колдовством. (Хотя само по себе это не редкостью в те дни.) Ничего не известно ни о предках, не о потомках*. Йоун вырос в Беру-несе и, когда достаточно повзрослел, доверили ему пасти скот.
Говорят, что однажды был он с отарой в начале узкой долины на холме прямо над его хутором. Явилась ему некая юная дева и завела игривую беседу. Спросил он, как ее имя. Она же ответила - "Има", и сказала далее, что отец ее и мать владеют целым имением "вон там, где стоит холм". Была она необыкновенно мила с Йоуном и подробно поведала ему обо всех делах в доме своего отца. Между прочим обмолвилась она и о том, что отец ее владеет книгой, хранящей всякого рода сокрытые знания, и что многое можно узнать из нее, и непременно тот сделается "крафта-скальдом", кто ее прочитает, и ничто уже не сможет тогда застать его врасплох.
- Не можешь ли ты добыть для меня эту тайную книгу? - спросил Йоун. - Очень хочется мне узнать что-нибудь из того.
- Ах! Это почти невозможно, - вздохнула Има, - ибо отец бережет ее как зеницу ока.
Но Йоун был очень настойчив и всеми правдами и неправдами понуждал проговорившуюся девушку достать ему чудную книгу, хотя бы на самое короткое время.
- Ну что ж, будь по-твоему, - согласилась она наконец, - ведь готова я на все, лишь бы заслужить твою любовь. Рискну я заполучить этот фолиант для тебя. Но - учти! - если узнает отец мой об этом, не жить мне более ни минуты.
После того пробыла она подле Йоуна до вечера, до тех пор, пока не погнал он отару домой.
На следующий день пришла она к нему с книгой, и была та воистину удивительна. По мнению людей зияющих, происходила она из того редкого рода эльфийских книг, прочесть которые могли лишь обладающие даром духовиденья; для всех же прочих страницы ее навсегда оставались девственно чисты, будь то при ярком свете солнца, трепетном пламени свети или лунном сиянии.
Просила Има Йоуна быть верным своему слову и условилась с ним, что вернется за отцовской книгой в течение двухнедельного срока. С готовностью обещал это Йоун, и всячески оказывал ей знаки внимания, и вообще вел себя с ней весьма благосклонно.
И вот, в назначенное время пришла к нему Има ж попросила вернуть книгу, повторяя опять, что жизнь не только ее, но и его окажется под угрозой, если все вдруг откроется. Но Йоун лишь покачал головой и сказал, что, мол, теперь ему никак не обойтись без этой чудной книги, а значит, - никогда он с ней не расстанется. Дрожа, обвила руками Има его шею и зарыдала.
- Заклинаю, не предавай моего к тебе доверия! - умоляла она. Но Йоун на это и бровью не повел.
- Не помогут тут тебе ни слезы, ни мольба, - равнодушно сказал он, - ибо все равно не намерен я оставаться без сокрытой в книге премудрости.
Замолчала Има. Поднимает затем она заплаканное лицо и, сверкнув вдруг очами, говорит:
- Скверно поступаешь ты сейчас, смертный! Ведь жизнь моя отныне на волоске!.. И все же не в силах я воздать тебе по делам твоим. Увы! Не преодолеть мне своего чувства.
Так оставила его она, печальна и гневна. И с тех пор зовут Имы-долом то место, где свиделись они дважды.
А через некое время после всех тех событий, зимой, не задолго до Рождества, снится Йону, будто бы в ночь является ему незнакомец, приветствует его и говорит, что пришел затем, чтобы предупредить о нависшей опасности.
- Советовал бы я тебе на Рождественскую ночь повнимательнее последить за имовой книгой, да и за своей головой в придачу, - молвит он, - ведь открылась сейчас правда, и пробил час возмездия. Отец Имы твердо решил покарать тебя. Нас будет четверо: хозяин с хозяйкой, Има и я. Предостерегаю я тебя об этом потому только, что самая жизнь не мила больше мне. Как и ты, был я когда-то рожден смертным, да попал против желания к этим эльфам
…Итак, слушай! Ближе к полуночи навестим мы твой хутор Ты должен сидеть на возвышении в главной комнате и иметь острый тесак под рукой. Как только ты услышишь легкое прикосновение к двери - действуй быстро: беги в проход и убей первого, кого ты там увидишь, а затем всех остальных. Я постараюсь устроить сутолоку и встать перед тобой так, чтобы большинство их ударов досталось мне. Уверен я - выйдешь ты победителем из этой схватки. Выживу и я, хотя и буду изранен. Так не забудь поскорее избавить меня от мучений - не хочу я жить боле. Когда ты убьешь непрошеных гостей, выволоки всех долой с хутора, затем сожги их тела. И помни: следует тебе закончить все до рассвета!
На том незнакомец исчез, а Йоун проснулся. В Рождественскую ночь ушел весь народ в церковь, Йоун же остался дома один. И затем произошло все именно так, как предсказал ему незнакомец из сна.
Йоун вспоминал эти события в драматическом зступлении к одной из своих баллад, где он говорит:
То ведомо было Создателю,
что в тяжкой беде я был,
В тот миг, когда четверо кознями,
коварные, нечистыми,
нелюди Осилить меня удумали.
Из рукописи Йоуна Сигурдссона Со Ньёрдова залива, область Мюпи, восток Исландии
Из книги под ред. Л. Кораблева "Из рассказов
о древнеисландском колдовстве и Сокрытом Народе", ©
Сына Гвюдмунда звали Йоун и жил он на мысу Беру-нес что в Рейда-фьорде, во времена, когда той областью правил Йоун Торлакссон. О самом сыне Гвюдмунда ходит невообразимое количество страных историй - рассказывают, например, что был он необычайно сведущ во многих вещах и занимался ворожбой и колдовством. (Хотя само по себе это не редкостью в те дни.) Ничего не известно ни о предках, не о потомках*. Йоун вырос в Беру-несе и, когда достаточно повзрослел, доверили ему пасти скот.
Говорят, что однажды был он с отарой в начале узкой долины на холме прямо над его хутором. Явилась ему некая юная дева и завела игривую беседу. Спросил он, как ее имя. Она же ответила - "Има", и сказала далее, что отец ее и мать владеют целым имением "вон там, где стоит холм". Была она необыкновенно мила с Йоуном и подробно поведала ему обо всех делах в доме своего отца. Между прочим обмолвилась она и о том, что отец ее владеет книгой, хранящей всякого рода сокрытые знания, и что многое можно узнать из нее, и непременно тот сделается "крафта-скальдом", кто ее прочитает, и ничто уже не сможет тогда застать его врасплох.
- Не можешь ли ты добыть для меня эту тайную книгу? - спросил Йоун. - Очень хочется мне узнать что-нибудь из того.
- Ах! Это почти невозможно, - вздохнула Има, - ибо отец бережет ее как зеницу ока.
Но Йоун был очень настойчив и всеми правдами и неправдами понуждал проговорившуюся девушку достать ему чудную книгу, хотя бы на самое короткое время.
- Ну что ж, будь по-твоему, - согласилась она наконец, - ведь готова я на все, лишь бы заслужить твою любовь. Рискну я заполучить этот фолиант для тебя. Но - учти! - если узнает отец мой об этом, не жить мне более ни минуты.
После того пробыла она подле Йоуна до вечера, до тех пор, пока не погнал он отару домой.
На следующий день пришла она к нему с книгой, и была та воистину удивительна. По мнению людей зияющих, происходила она из того редкого рода эльфийских книг, прочесть которые могли лишь обладающие даром духовиденья; для всех же прочих страницы ее навсегда оставались девственно чисты, будь то при ярком свете солнца, трепетном пламени свети или лунном сиянии.
Просила Има Йоуна быть верным своему слову и условилась с ним, что вернется за отцовской книгой в течение двухнедельного срока. С готовностью обещал это Йоун, и всячески оказывал ей знаки внимания, и вообще вел себя с ней весьма благосклонно.
И вот, в назначенное время пришла к нему Има ж попросила вернуть книгу, повторяя опять, что жизнь не только ее, но и его окажется под угрозой, если все вдруг откроется. Но Йоун лишь покачал головой и сказал, что, мол, теперь ему никак не обойтись без этой чудной книги, а значит, - никогда он с ней не расстанется. Дрожа, обвила руками Има его шею и зарыдала.
- Заклинаю, не предавай моего к тебе доверия! - умоляла она. Но Йоун на это и бровью не повел.
- Не помогут тут тебе ни слезы, ни мольба, - равнодушно сказал он, - ибо все равно не намерен я оставаться без сокрытой в книге премудрости.
Замолчала Има. Поднимает затем она заплаканное лицо и, сверкнув вдруг очами, говорит:
- Скверно поступаешь ты сейчас, смертный! Ведь жизнь моя отныне на волоске!.. И все же не в силах я воздать тебе по делам твоим. Увы! Не преодолеть мне своего чувства.
Так оставила его она, печальна и гневна. И с тех пор зовут Имы-долом то место, где свиделись они дважды.
А через некое время после всех тех событий, зимой, не задолго до Рождества, снится Йону, будто бы в ночь является ему незнакомец, приветствует его и говорит, что пришел затем, чтобы предупредить о нависшей опасности.
- Советовал бы я тебе на Рождественскую ночь повнимательнее последить за имовой книгой, да и за своей головой в придачу, - молвит он, - ведь открылась сейчас правда, и пробил час возмездия. Отец Имы твердо решил покарать тебя. Нас будет четверо: хозяин с хозяйкой, Има и я. Предостерегаю я тебя об этом потому только, что самая жизнь не мила больше мне. Как и ты, был я когда-то рожден смертным, да попал против желания к этим эльфам
…Итак, слушай! Ближе к полуночи навестим мы твой хутор Ты должен сидеть на возвышении в главной комнате и иметь острый тесак под рукой. Как только ты услышишь легкое прикосновение к двери - действуй быстро: беги в проход и убей первого, кого ты там увидишь, а затем всех остальных. Я постараюсь устроить сутолоку и встать перед тобой так, чтобы большинство их ударов досталось мне. Уверен я - выйдешь ты победителем из этой схватки. Выживу и я, хотя и буду изранен. Так не забудь поскорее избавить меня от мучений - не хочу я жить боле. Когда ты убьешь непрошеных гостей, выволоки всех долой с хутора, затем сожги их тела. И помни: следует тебе закончить все до рассвета!
На том незнакомец исчез, а Йоун проснулся. В Рождественскую ночь ушел весь народ в церковь, Йоун же остался дома один. И затем произошло все именно так, как предсказал ему незнакомец из сна.
Йоун вспоминал эти события в драматическом зступлении к одной из своих баллад, где он говорит:
То ведомо было Создателю,
что в тяжкой беде я был,
В тот миг, когда четверо кознями,
коварные, нечистыми,
нелюди Осилить меня удумали.
Все, что меня не убило, сильно об этом пожалеет, потому что теперь моя очередь
Оригинал взят у в Дивьи люди. Мифы и факты
Похожие истории можно услышать довольно часто, особенно от туристов, которые торят своими маршрутами Уральский хребет, с которым из без того связано множество легенд и тайн. Мне самому несколько лет назад пришлось лично столкнуться с феноменом «двух голосов», точно так же, как и Светлана, я и мои друзья слышали в лесу отчетливый разговор молодого и пожилого мужчин, хотя точно знали, что тут кроме нас никого больше нет..."(с)
В 1926 г. на Урале записан рассказ «о старике из дивьих людей». Он растолковывает едущему на съезд коммунисту знамения грядущих бед: увиденные на дороге мешок с зерном, «кадь, полную крови», и гроб: «Едет, нагоняет старика небольшого роста с батожком. «Путь дорога», - говорит коммунист. «Довези меня», - просит старик. «Нет, - отвечает коммунист, - не могу посадить, лошадь устала». «Все-таки ты меня посади, - говорит старик, - скорее доедешь». Коммунист посадил старика. Едут, старик и спрашивает: «Ты чего не видал ли дорогой?» - «Видел», - говорит партиец и рассказывает, что видел. «Это знамения вам. Мешок с хлебом предвещает большой урожай. Кадь с кровью - страшную, кровавую войну на полсвета, в крови плавать будете. Но хлеб тогда еще будет. А будет еще хуже: это гроб - голод, мор и люди будут так умирать, что некому будет и хоронить друг друга. Гроб от кади ближе по дороге, чем кадь от мешка, - это мор от войны ближе по времени, чем война от урожайного года. Приехали в город, на Пушкинскую улицу в чрезвычайку, и коммунист посадил старика пока что в чижовку, а когда его хотели допросить, он исчез» (Ончуков, 1928).
"Путешествуя весной 2009 года по глухим таежным тропам Коми-Пермяцкого автономного округа, мы нашли странные следы босых ног на только что оттаявшей майской глине, кто мог ходить в лесу в 20 км от ближайшего поселения мы так и не поняли. Позднее, беседуя с коренными жителями этих мест, на рассказали несколько историй о недавних встречах в Кудымкарских и Пожвинских лесах со странными людьми невысокого роста, которые появлялись неожиданно и так же неизвестно куда пропадали. В подтверждение этих рассказов, нам показали пару фотографий необычных пещер-лазов, хорошо замаскированных так, что пройдя в 2-3 метрах от них, заметить пещеру было невозможно. Местные жители так и называют этих существ - Чудами."
Вот такие они Дивьи люди, Чудь подземная. Быль это или небель судить не нам с вами, но на пустом месте и сказки не рождаются...
Материал собан в сети.
Предания глубокой старины доносят до нас, что давным-давно в Уральских горах жил таинственный народ — чудь, или как его ещё называли, дивьи люди. Долгие годы жили они счастливо и мирно. И жили так, пока не стали на уральской земле строить заводы и фабрики. Такое положение заставило дивьих людей надолго уйти под землю.(с).jpg)
Сейчас для многих из нас дивьи люди — всего лишь персонажи детских сказок да преданий.
Этнограф Онучков кратко описал, как выглядели Дивьи люди, упомянув один интересный факт: «Дивьи люди живут в Уральских горах, выходы в мир имеют через пещеры, в заводе Каслях, они выходят из гор и ходят между людьми, но люди их не видят. Культура у них величайшая и свет у них в горах не хуже солнца. Дивьи люди небольшого роста, очень красивы и с приятным голосом, но слышать их могут только избранные, они предвещают людям разные события. Рассказывают, что в селах Белослуцком, Зайковском и Строгановке в полночь слышится звон; слышали его только люди хорошей жизни, с чистой совестью, такие люди слышат звон и идут на площадь к церкви. Приходит старик из дивьих людей и предсказывает, что будет. Если приходит на площадь недостойный человек, он ничего не видит и не слышит...»
Ещё в начале ХХ века Онучков писал, что эти подземные жители также реальны, как и мы с вами: «В средние и более поздние века к чуди относились не только как к реально существующему народу, но и хотели с ними дружить. Ведь чудь лучше всех понимала душу металла, природу камня, и многое другое. Культура у них величайшая, и свет у них в горах не хуже солнца. Говорят, что дивьи люди построили целые подземные города, в которых до сих пор обитают их представители. Более того, они владели сверхъестественными способностями и тайными знаниями. С внешним миром дивьи люди общались посредством многочисленных пещерных ходов».
Исторические источники отмечают, что, несмотря на такое положение дел, контакты посланцев Чуди с переселенцами всё же происходили. Чаще всего это были довольно необычные контакты посредством сновидений. Вот как описывается один из них: «Однажды Татищеву, основателю Екатеринбурга, приснился странный сон. Явилась к нему во сне женщина необычного вида и дивной красоты. Одета была в звериные шкуры, на груди ее сверкали золотые украшения. И сказала она ему: «Ты отдал приказ копать курганы в своем новом городе. Не тронь их, там лежат мои храбрые воины. Не будет тебе покоя ни на том, ни на этом свете, если потревожишь их прах или возьмешь дорогие доспехи. Я княгиня чудская Анна, клянусь тебе, что разорю и город, и всё, что ты строишь, если тронешь эти могилы…». И Татищев внял этому запрету, приказав не трогать эти захоронения».
* * *
Об этом народе упоминал и знаменитый русский учёный и путешественник, художник и писатель Николай Рерих в своей книге «Сердце Азии». Якобы, когда на их землях стала расти белая береза, означающая скорый приход людей, которые установят здесь свои порядки, Чудь ушла под землю, засыпав за собой камнями все подземные входы. Но ушла Чудь не просто под землю, а одним им известную страну. Николай Константинович утверждал: «Когда вернется счастливое время и придут люди из Беловодья и дадут всему народу великую науку, тогда Чудь вернётся со всеми добытыми сокровищами».
Этому вторит и древнегреческая легенда, повествующая о гиперборейцах, живших за Рифейскими (Уральскими) горами. Гиперборейцы жили счастливой жизнью: они не знали ни войн, ни болезней, а о смерти думали лишь пресытившись жизнью. Древнегреческий писатель Лукиан упоминает о встрече с одним из гиперборейцев: «Я совершенно не верил в них, пока не увидел летающего иностранца, варвара. На моих глазах днём человек носился по воздуху, ступал по воде и медленным шагом проходил сквозь огонь».
Новые переселенцы, приходя на голые необжитые места, как правило, ощущают отсутствие ориентированного жизненного пространства. На Урале ничего подобного не было. История доносит до нас, что рудные месторождения, в районе которых строились уральские заводы, а вслед за ними и города, были отмечены чудскими метками. Всё это наводит на мысль об определенной культурной миссии Чуди на Урале. Именно на чудских курганах были воздвигнуты города Екатеринбург, Челябинск, а рядом с самым большим курганом стоит город Курган.
* * *
Немецкий учёный средневековья Георг Агрикола, первым выпустивший книгу о горном деле, неоднократно упоминал гномов: «Они обычно бывают двух видов: одни маленькие, но крепкие, похожие на пигмеев, другие же имеют вид дряхлых, скрюченных стариков, и все живут в горах».
Что касается Уральских гор, то в их недрах содержится вся таблица Менделеева, не говоря уж о множестве минералов. Все эти богатства Урала лежали до той поры, пока в эти «дикие края» не появились первые заводчики и промышленники. Они с удивлением обнаружили в этих, на первый взгляд, девственных горах и уже готовые шахты, и следы металлургического производства! Академик Иван Лепехин в 1768 году об этом писал: «…Жившая тут чудь желтоглазая только самую хорошую руду отбирала, лазя под землей наподобие кротов…». Впрочем, находили здесь не только древние шахты, но и старинные бронзовые изделия невиданной красоты. Но в самый большой тупик ученых поставила бляшка с изображением гномов, сидящих верхом на драконах.
Среди приуральской чуди было распространено представление о каком-то мифическом звере с вооруженной рогом головой и вытянутым туловищем со щитками вдоль спины. А спустя несколько десятилетий в Прикамье были обнаружены останки такого зверя, как две капли воды схожего с изображенным на бронзовой бляхе!
Теперь чуть отвлечёмся от Урала и переместимся на другой континент.
Пустоты в земной коре встречаются по всему миру, и подземная цивилизация может действительно существовать, учитывая достаточно комфортные условия жизни под землей. Упоминание о подземной цивилизации в мифах разных народов и на разных материках встречается достаточно часто. И последние научные открытия подтверждают возможность жизни под землей.
Трудно найти народ, у которого не было бы сказаний о существах, живущих во мраке подземелий. Они были гораздо старше человеческого рода и вели свое происхождение от карликов, исчезнувших с поверхности земли. Они обладали тайными знаниями и ремеслами. По отношению к людям обитатели подземелий, как правило, были настроены враждебно. Поэтому можно предположить, что в сказках описывается реально существовавший, а может быть и сегодня существующий подземный мир.
Таинственный подземный мир существует не только в легендах. В последние десятилетия число посетителей пещер заметно возросло. Все глубже и глубже пробиваются в недра Земли искатели приключений и горняки, все чаще они наталкиваются на следы деятельности таинственных подземных жителей. Оказалось, что под нами существует целая сеть тоннелей, протягивающихся на тысячи километров и окутывающих сетью всю Землю, и огромные, порой даже населенные подземные города.
Особенно много рассказов ходит о таинственных южноамериканских тоннелях. Еще знаменитый английский путешественник и ученый Перси Фоссет, много раз побывавший в Южной Америке, упоминал в своих книгах о протяженных пещерах, расположенных неподалеку от вулканов Попокатепетль и Инлакуатль и в районе горы Шаста. Некоторым исследователям удавалось увидеть фрагменты этой подземной империи. Недавно в университетской библиотеке города Куско в Андах археологи обнаружили отчет о катастрофе, постигшей в 1952 году группу исследователей из Франции и США. В окрестностях города они нашли вход в подземелье и стали готовиться к спуску в него. Археологи не собирались там долго задерживаться, поэтому пищи взяли на пять дней. Однако из семи участников на поверхность через 15 дней выбрался лишь один - француз Филипп Ламонтьер. Он был истощен, почти ничего не помнил, а вскоре у него обнаружили признаки смертельной бубонной чумы. Но все же от него удалось узнать, что его спутники упали в бездонную пропасть. Власти, боясь распространения чумы, поспешили заложить вход в подземелье железобетонной плитой. Француз через несколько дней умер, но остался найденный им под землей кукурузный початок из чистого золота.(с)
Исследователь цивилизации инков, доктор Рауль Риос Сентено, попытался повторить маршрут пропавшей экспедиции. Группа энтузиастов вошла в подземелье через помещение, находившееся под усыпальницей полуразрушенного храма в нескольких километрах от Куско. Сначала шли по длинному, постепенно сужающему коридору, похожему на трубу огромной вентиляционной системы. Вдруг стены тоннеля перестали отражать инфракрасные лучи. Воспользовавшись специальным спектрографом, исследователи определили, что в стенах содержится в большом количестве алюминий. Когда ученые попытались взять из стены образец, то оказалось, что его обшивка очень прочная и ее не берет ни один инструмент. Тоннель продолжал сужаться, и когда его диаметр уменьшился до 90 сантиметров, исследователям пришлось повернуть назад.
В Южной Америке есть удивительные пещеры, связанные бесконечными запутанными переходами - так называемые чинканасы. Легенды индейцев хопи гласят, что в их глубине живут люди-змеи. Эти пещеры практически не исследованы. По распоряжению властей все входы в них наглухо закрыты решетками. В чинканасах уже бесследно пропали десятки авантюристов. Одни попытались проникнуть в темные глубины из-за любопытства, другие - из-за жажды наживы: по легендам в чинканасах спрятаны сокровища инков. Выбраться из жутких пещер удалось лишь немногим. Но и эти «счастливчики» навсегда повредились в рассудке. Из бессвязных рассказов спасшихся можно понять, что они встречались в глубинах земли со странными существами. Эти жители подземного мира были одновременно похожи и на человека, и на змею.
Имеются снимки фрагментов глобальных подземелий в Северной Америке. Автор книги о Шамбале Эндрю Томас на основании тщательного анализа рассказов американских спелеологов утверждает, что в горах Калифорнии есть прямые подземные ходы, которые ведут в штат Нью-Мексико.
Однажды пришлось заняться исследованием таинственных тысячекилометровых тоннелей и американским военным. На полигоне в штате Невада произвели подземный ядерный взрыв. Ровно через два часа на военной базе в Канаде, удаленной от места взрыва на 2000 километров, зафиксировали уровень радиации, в 20 раз превышающий норму. Проведенное геологами исследование показало, что рядом с канадской базой находится подземная полость, соединяющаяся с огромной системой пещер, пронизывающей Североамериканский континент.
Особенно много легенд ходит о подземном мире Тибета и Гималаев. Здесь в горах имеются тоннели, уходящие глубоко в землю. Через них «посвященный» может путешествовать к центру планеты и встретиться с представителями древней подземной цивилизации. Но не только мудрые существа, дающие советы «посвященным», обитают в подземном мире Индии. Древние индийские легенды рассказывают о таинственном царстве Нагов, скрытом в глубинах гор. В нем живут нанасы - люди-змеи, которые хранят в своих пещерах несметные сокровища. Холоднокровные, как змеи, эти существа не способны испытывать человеческие чувства. Они не могут сами согреваться и крадут тепло, телесное и душевное, у других живых существ.
Но вернёмся к "чудикам" Российским.
О существовании в России системы глобальных тоннелей написал в своей книге «Легенда об ЛСП» спелестолог - исследователь, занимающийся изучением искусственных сооружений, - Павел Мирошниченко. Начертанные им на карте бывшего СССР линии глобальных тоннелей шли от Крыма через Кавказ к широко известной Медведиц-кой гряде. В каждом из этих мест группы уфологов, спелеологов, исследователей непознанного обнаруживали фрагменты тоннелей или таинственные бездонные колодцы.
Медведицкую гряду уже много лет изучают экспедиции, организованные объединением «Космопоиск». Исследователям не только удалось записать рассказы местных жителей, но и с помощью геофизической аппаратуры доказать реальность существования подземелий. К сожалению, после Второй мировой войны устья тоннелей были взорваны.
Протянувшийся с Крыма на восток субширотный тоннель в районе Уральских гор пересекается с другим, вытянутым с севера на восток. Именно вдоль этого тоннеля можно услышать рассказы о «дивьях людях», еще в начале прошлого века выходившим к местным жителям. «Дивьи люди», - рассказывается в былинах, распространенных в Приуралье, - живут в Уральских горах, выходы в мир имеют через пещеры. Культура у них величайшая. (с)
Самым необычным из современных рассказов, пожалуй, был рассказ о Дивьей пещере.
"Лагерь разбили недалеко от входа уже под вечер. Спускаться не стали, посидели у костра, поговорили, заполночь разбрелись по своим палаткам. Под утро, Светлану разбудили голоса. Сначала она подумала, что кто-то из ее группы решил прогуляться до пещеры, но интонации были незнакомыми, хотя слова было сложно различить. Говорили два человека, по тембру голоса молодой и более зрелый. Казалось, звук шел из самой пещеры, но никого видно не было. Подумав, что ей подучилось, - в пещерах много странных звуков можно услышать, - Светлана завернулась с головой в спальник и снова уснула. Днем она расспросила своих друзей, но никто ничего не слышал и в пещеру утром не ходил. А следующей ночью повторилась та же самая история. «Слышу, разговаривают люди, думала, что возвращается наша группа, но никто не пришел, мимо меня не могли пройти. - Вспоминает Светлана. - Вечером такая же история, стало как-то не смешно, со мной такого не было ни до, не после этого случая...»
Похожие истории можно услышать довольно часто, особенно от туристов, которые торят своими маршрутами Уральский хребет, с которым из без того связано множество легенд и тайн. Мне самому несколько лет назад пришлось лично столкнуться с феноменом «двух голосов», точно так же, как и Светлана, я и мои друзья слышали в лесу отчетливый разговор молодого и пожилого мужчин, хотя точно знали, что тут кроме нас никого больше нет..."(с)
В 1926 г. на Урале записан рассказ «о старике из дивьих людей». Он растолковывает едущему на съезд коммунисту знамения грядущих бед: увиденные на дороге мешок с зерном, «кадь, полную крови», и гроб: «Едет, нагоняет старика небольшого роста с батожком. «Путь дорога», - говорит коммунист. «Довези меня», - просит старик. «Нет, - отвечает коммунист, - не могу посадить, лошадь устала». «Все-таки ты меня посади, - говорит старик, - скорее доедешь». Коммунист посадил старика. Едут, старик и спрашивает: «Ты чего не видал ли дорогой?» - «Видел», - говорит партиец и рассказывает, что видел. «Это знамения вам. Мешок с хлебом предвещает большой урожай. Кадь с кровью - страшную, кровавую войну на полсвета, в крови плавать будете. Но хлеб тогда еще будет. А будет еще хуже: это гроб - голод, мор и люди будут так умирать, что некому будет и хоронить друг друга. Гроб от кади ближе по дороге, чем кадь от мешка, - это мор от войны ближе по времени, чем война от урожайного года. Приехали в город, на Пушкинскую улицу в чрезвычайку, и коммунист посадил старика пока что в чижовку, а когда его хотели допросить, он исчез» (Ончуков, 1928).
"Путешествуя весной 2009 года по глухим таежным тропам Коми-Пермяцкого автономного округа, мы нашли странные следы босых ног на только что оттаявшей майской глине, кто мог ходить в лесу в 20 км от ближайшего поселения мы так и не поняли. Позднее, беседуя с коренными жителями этих мест, на рассказали несколько историй о недавних встречах в Кудымкарских и Пожвинских лесах со странными людьми невысокого роста, которые появлялись неожиданно и так же неизвестно куда пропадали. В подтверждение этих рассказов, нам показали пару фотографий необычных пещер-лазов, хорошо замаскированных так, что пройдя в 2-3 метрах от них, заметить пещеру было невозможно. Местные жители так и называют этих существ - Чудами."
Вот такие они Дивьи люди, Чудь подземная. Быль это или небель судить не нам с вами, но на пустом месте и сказки не рождаются...
Материал собан в сети.
четверг, 31 октября 2013
Самайн несёт в себе огонь и тайну. Это один из двух важнейших праздников года, когда фейри могут спускаться на землю. Это первый день зимы, когда снег и мороз создают атмосферу, наполненную любовью, теплом и остротой. Любимое развлечение фейри -- дикая охота. Это также лучшее время для шалостей и розыгрышей, распития Самайна и кровавых игр в снегу. 
среда, 29 мая 2013
Все, что меня не убило, сильно об этом пожалеет, потому что теперь моя очередь
Самайн - Главный кельтский праздник (Праздник перехода к зиме), который открывал один из четырех сезонов, отмечался в ночь на 1 Ноября, дабы задобрить и умиротворить темные силы неизвестного.
В ирландской эпической традиции это день великих деяний. Вот что говорится в старинной уладской (Улад - самая большая область в древнейшей Ирландии) саге про Самайн: "Раз в год собирались все улады вместе в праздник Самайн, и длилось это собрание три дня перед Самайном, сам день Самайна и три дня после него. И пока длился праздник этот, что справлялся раз в году на равнине Муртемне, не бывало там ничего иного, как игра да гулянье, блеск да красота, пиры да угощенье. Потому-то и славилось празднование Самайна во всей Ирландии."
Самайн - момент открытого столкновения внешнего и потустороннего мира. В этот день разверзались холмы и из них выходили сиды* c целью сватовства или добычи чудесных предметов. Мудростью, ростом и красотой они, естественно, превосходили простых смертных. В человеческую же жизнь они предпочитали по возможности не вмешиваться. Сиды обладали даром прорицания и некоторые сиды обладали долголетием. Они также владели тремя магическими дарами - Фед Фиадой (видимо магическая дымка, делающая их невидимыми), пиром Гоибниу (те кто принимал участие в этом пире был избавлен от старости и смерти) и чудесными свиньями Мананнана, вновь являющимися целыми и невредимыми наутро после пира.
1 Ноября также конец выпасного сезона (кельты перво-наперво были отменными скотоводами). В этот день все земные дела откладывались для отпугивания нечисти, на холмах жгли костры вокруг которых танцевали и пели, а по улицам ходили ряженные. В начале начал, Самайн был несомненно пастушеским праздником, дающий содействие силам прироста и плодородия, задабривающий смерть и держащий в безопасном положении силы зла, угождающий богам (и позже определенному святому, который заменил их) жертвами, и как четкое разграничение между радостями сбора урожая и трудностями приближающейся зимы.
В средние века на Самайн пекли особые хлебцы из овсяной муки, покрытые заварным кремом. Хлебцы эти были разнообразной формы - треугольные, квадратные круглые с отверстием по середине, причем предпочтение отдавалось последней форме. При выпечке старались их не поломать, так как тогда это считалось дурным знаком. В этот день пастухи выходили в поле и разламывая пополам хлебцы кидали их через плечо, что считалось лучшей оградой скота от волков, орлов и лисиц.
Samhain, - а позже "Hallowe'en", судя по самым ранним кельтским записям был самым важным и зловещим праздником Кельтского года. Изначально он праздновался в ночь на 1 Ноября и далее весь следующий день. Тогда верили что весь мир кишит богами и духами язычников-кельтов и потусторонний мир становится видимым и доступным человеческому роду. Обитатели сверхестественного мира могли свободно смешиваться с толпой, обладая особенностями связанными с опасностью для человеческого существования.
Изначально Друидический праздник, Самайн сопровождался, как указывают Ирландские рукописи, многими примирительными соглашениями и остался самым популярным календарным праздником, праздновавшимся, сохранив многие ритуалы, еще в этом столетии.
В этот день обычно предсказывали будущее по середине ореха, по капустным кочерыжкам, капали яичный белок в воду и так далее, но иногда человеческое стремление к знанию будущего получало неожиданные и возможно нежеланные ответы на заданные вопросы. Главное было соблюдать осторожность. Потусторонний мир мог показаться в непривычном и устрашающем человеческий взор виде, или же кто-нибудь из того мира, мог сыграть злую шутку с одним из искателей ответов, заставив его поверить в то, что ему пригрезилось, как в то, что произошло с ним на самом деле.
Один из методов предсказания будущего было размещение шести тарелок с различным содержанием на полу. Девушки завязывали друг другу глаза и указывали место где была уложена тарелка, и каждая указанная тарелка говорила о уделе, предназначеном девушке. Также в этот день молодые люди с закрытыми глазами определяли фигуру и размер своих супругов вытаскивая кочаны капусты и предсказывали будущее швыряя орехи в пламя. Можно было еще гадать по камням, разместив их в костровище.
Во многих районах каждый дом имел свой собственный костер, зажигаемый только в Самайн - "samhnag" и обычно один из домов был местом собрания всех жителей.
В ранней кельтской традиции, Самайн близко ассоциировался с похоронными холмами, где как полагали существуют входы в потусторонний мир, и в этом смысле, празднование Хэлловина в Фортингэйле, в начале Долины Льва в Пертшире особенно интересно.
Сам праздник там состоял отчасти в необычной манере проведения, будучи по существу праздником общинной природы, отдельно от чего-либо еще, и это продолжалось и в этом столетии. Другой необычной чертой в этом районе Высокогорья, где сохранилось так много архаичных (устаревших) традиций, была дата, в которую праздник обычно имел большую силу - 11 ноября. Необычная дата Самайна здесь, была приурочена к дате Фортингэйл Фейл (Фортингальской Ярмарки) и между двумя этими собраниями было много общих ассоциаций. В других местах, церемония проходила в традиционную дату, и активность в праздновании менялась из региона в регион.
Samhnag (костер) делался общими усилиями и также насыпался холм, известный под названием Carn nam Marbh (Холм Смерти). Местная традиция заключалась в том, что холм (фактически - курган Бронзового Века) собирался из тел жертв перенесших ужасные мучения (чуму), погребенных старой женщиной с повозкой, запряженной белой лошадью. Его венчал камень известный под названием Clach a'Phlaigh (Чумной камень). Несмотря на то, что люди живущие поблизости знали о Фортингэйльской церемонии, только местное население участвовало в ней.
В других местечках обычно зажигают индивидуальные кострища и этим обычно занимаются дети. Каждый житель участвует в приготовлениях которые начинаются за месяц до события. Молодежь использовалась для приготовления хвороста (утесника обыкновенного (раст.)), которого только здесь большое изобилие. Это происходило в ночь за день до праздника. Для увеличения размеров костра использовались лесные стружки и смоляные (дегтевых) бочки. Старейшина
фактически выстраивал костер на вершине Холма Смерти.
В финале, когда костер зажигался и все брались за руки, как только он воспламенялся, и танцевали вокруг холма по часовой и против часовой стрелки. Как только огонь начинал тускнеть, юноши брали из костра горящие охапки хвороста и бегали по всему полю с ними, а после подбрасывали их в воздух и танцевали вокруг них, когда они падали на землю.
Когда затухал последний уголек, мальчики соревновались в прыжках вокруг остатков огня. Когда все заканчивалось, молодые люди возвращались домой и занимались предсказаниями, а люди постарше шли в Фортингэйлл Хотел, где танцевали с большим весельем. Костер был абсолютным центром внимания до тех пор пока эта традиция жила. Последний самайнский костер был зажжен на холме в 1924.
После заката, во многих регионах, любой из молодежи, кто мог нести горящий торф или головешки костра Samhnag, выбегал и бегал от костра к границе своих хозяйств и обратно с этими горящими головнями в порядке защиты семейных шествий от фэйриез* и всех злобных сил. После того все дома были очищены силой священного огня, все жители местечка могли собраться вместе и разделить вместе празднование этой традиции. Орехи и яблоки стали регулярной пищей праздника.
Когда праздник подходил к концу, новый огонь, зажженный от священного общинного огня переносился в каждый дом, и это происходило потому, что подобно Бельтановским огням, огонь Самайна был сделан из огня защищающего от беды, огня зажженный трением двух кусков дерева.
На Гебридах мальчики наряжались как ряженные и ходили из дома в дом; много убытков приносилось ими в эту дикую ночь - ворота снимались с петель, тележки переворачивались и т.д.
В ирландской эпической традиции это день великих деяний. Вот что говорится в старинной уладской (Улад - самая большая область в древнейшей Ирландии) саге про Самайн: "Раз в год собирались все улады вместе в праздник Самайн, и длилось это собрание три дня перед Самайном, сам день Самайна и три дня после него. И пока длился праздник этот, что справлялся раз в году на равнине Муртемне, не бывало там ничего иного, как игра да гулянье, блеск да красота, пиры да угощенье. Потому-то и славилось празднование Самайна во всей Ирландии."
Самайн - момент открытого столкновения внешнего и потустороннего мира. В этот день разверзались холмы и из них выходили сиды* c целью сватовства или добычи чудесных предметов. Мудростью, ростом и красотой они, естественно, превосходили простых смертных. В человеческую же жизнь они предпочитали по возможности не вмешиваться. Сиды обладали даром прорицания и некоторые сиды обладали долголетием. Они также владели тремя магическими дарами - Фед Фиадой (видимо магическая дымка, делающая их невидимыми), пиром Гоибниу (те кто принимал участие в этом пире был избавлен от старости и смерти) и чудесными свиньями Мананнана, вновь являющимися целыми и невредимыми наутро после пира.
1 Ноября также конец выпасного сезона (кельты перво-наперво были отменными скотоводами). В этот день все земные дела откладывались для отпугивания нечисти, на холмах жгли костры вокруг которых танцевали и пели, а по улицам ходили ряженные. В начале начал, Самайн был несомненно пастушеским праздником, дающий содействие силам прироста и плодородия, задабривающий смерть и держащий в безопасном положении силы зла, угождающий богам (и позже определенному святому, который заменил их) жертвами, и как четкое разграничение между радостями сбора урожая и трудностями приближающейся зимы.
В средние века на Самайн пекли особые хлебцы из овсяной муки, покрытые заварным кремом. Хлебцы эти были разнообразной формы - треугольные, квадратные круглые с отверстием по середине, причем предпочтение отдавалось последней форме. При выпечке старались их не поломать, так как тогда это считалось дурным знаком. В этот день пастухи выходили в поле и разламывая пополам хлебцы кидали их через плечо, что считалось лучшей оградой скота от волков, орлов и лисиц.
Samhain, - а позже "Hallowe'en", судя по самым ранним кельтским записям был самым важным и зловещим праздником Кельтского года. Изначально он праздновался в ночь на 1 Ноября и далее весь следующий день. Тогда верили что весь мир кишит богами и духами язычников-кельтов и потусторонний мир становится видимым и доступным человеческому роду. Обитатели сверхестественного мира могли свободно смешиваться с толпой, обладая особенностями связанными с опасностью для человеческого существования.
Изначально Друидический праздник, Самайн сопровождался, как указывают Ирландские рукописи, многими примирительными соглашениями и остался самым популярным календарным праздником, праздновавшимся, сохранив многие ритуалы, еще в этом столетии.
В этот день обычно предсказывали будущее по середине ореха, по капустным кочерыжкам, капали яичный белок в воду и так далее, но иногда человеческое стремление к знанию будущего получало неожиданные и возможно нежеланные ответы на заданные вопросы. Главное было соблюдать осторожность. Потусторонний мир мог показаться в непривычном и устрашающем человеческий взор виде, или же кто-нибудь из того мира, мог сыграть злую шутку с одним из искателей ответов, заставив его поверить в то, что ему пригрезилось, как в то, что произошло с ним на самом деле.
Один из методов предсказания будущего было размещение шести тарелок с различным содержанием на полу. Девушки завязывали друг другу глаза и указывали место где была уложена тарелка, и каждая указанная тарелка говорила о уделе, предназначеном девушке. Также в этот день молодые люди с закрытыми глазами определяли фигуру и размер своих супругов вытаскивая кочаны капусты и предсказывали будущее швыряя орехи в пламя. Можно было еще гадать по камням, разместив их в костровище.
Во многих районах каждый дом имел свой собственный костер, зажигаемый только в Самайн - "samhnag" и обычно один из домов был местом собрания всех жителей.
В ранней кельтской традиции, Самайн близко ассоциировался с похоронными холмами, где как полагали существуют входы в потусторонний мир, и в этом смысле, празднование Хэлловина в Фортингэйле, в начале Долины Льва в Пертшире особенно интересно.
Сам праздник там состоял отчасти в необычной манере проведения, будучи по существу праздником общинной природы, отдельно от чего-либо еще, и это продолжалось и в этом столетии. Другой необычной чертой в этом районе Высокогорья, где сохранилось так много архаичных (устаревших) традиций, была дата, в которую праздник обычно имел большую силу - 11 ноября. Необычная дата Самайна здесь, была приурочена к дате Фортингэйл Фейл (Фортингальской Ярмарки) и между двумя этими собраниями было много общих ассоциаций. В других местах, церемония проходила в традиционную дату, и активность в праздновании менялась из региона в регион.
Samhnag (костер) делался общими усилиями и также насыпался холм, известный под названием Carn nam Marbh (Холм Смерти). Местная традиция заключалась в том, что холм (фактически - курган Бронзового Века) собирался из тел жертв перенесших ужасные мучения (чуму), погребенных старой женщиной с повозкой, запряженной белой лошадью. Его венчал камень известный под названием Clach a'Phlaigh (Чумной камень). Несмотря на то, что люди живущие поблизости знали о Фортингэйльской церемонии, только местное население участвовало в ней.
В других местечках обычно зажигают индивидуальные кострища и этим обычно занимаются дети. Каждый житель участвует в приготовлениях которые начинаются за месяц до события. Молодежь использовалась для приготовления хвороста (утесника обыкновенного (раст.)), которого только здесь большое изобилие. Это происходило в ночь за день до праздника. Для увеличения размеров костра использовались лесные стружки и смоляные (дегтевых) бочки. Старейшина
фактически выстраивал костер на вершине Холма Смерти.
В финале, когда костер зажигался и все брались за руки, как только он воспламенялся, и танцевали вокруг холма по часовой и против часовой стрелки. Как только огонь начинал тускнеть, юноши брали из костра горящие охапки хвороста и бегали по всему полю с ними, а после подбрасывали их в воздух и танцевали вокруг них, когда они падали на землю.
Когда затухал последний уголек, мальчики соревновались в прыжках вокруг остатков огня. Когда все заканчивалось, молодые люди возвращались домой и занимались предсказаниями, а люди постарше шли в Фортингэйлл Хотел, где танцевали с большим весельем. Костер был абсолютным центром внимания до тех пор пока эта традиция жила. Последний самайнский костер был зажжен на холме в 1924.
После заката, во многих регионах, любой из молодежи, кто мог нести горящий торф или головешки костра Samhnag, выбегал и бегал от костра к границе своих хозяйств и обратно с этими горящими головнями в порядке защиты семейных шествий от фэйриез* и всех злобных сил. После того все дома были очищены силой священного огня, все жители местечка могли собраться вместе и разделить вместе празднование этой традиции. Орехи и яблоки стали регулярной пищей праздника.
Когда праздник подходил к концу, новый огонь, зажженный от священного общинного огня переносился в каждый дом, и это происходило потому, что подобно Бельтановским огням, огонь Самайна был сделан из огня защищающего от беды, огня зажженный трением двух кусков дерева.
На Гебридах мальчики наряжались как ряженные и ходили из дома в дом; много убытков приносилось ими в эту дикую ночь - ворота снимались с петель, тележки переворачивались и т.д.
вторник, 28 мая 2013
Все, что меня не убило, сильно об этом пожалеет, потому что теперь моя очередь
В Ирландии рассказывали о Туата Де Дананн - племенах богини Дану, древнем, царственном и воинственном народе. Иногда их называли старыми богами, иногда - фейри. Туата исчезли из Ирландии, когда там поселились смертные. Но древние боги не умерли. Они просто отступили. Их владениями стали глубины морей и земные недра. Врата, ведущие в их царства, открываются в некоторых зелёных пологих холмах.
За этими холмами тайный, изменчивый мир Туата живёт.Здесь заколдованные сокровища, здесь действует старая магия, перед которой не устоять смертным. Другое солнце светит здесь и другое время, отличное от человеческого, отсчитывает дни этого мира.
Туата были народом оборотней. Они могли принимать облик красивых стройных мужчин или женщин, но, если хотели, могли проникать в земли смертных под видом лебедей или воронов, в облике ветра, ручья или морской волны. Их отношения с людьми были такими же изменчивыми и непостоянными, как и они сами - смесь благоволения и враждебности. Считалось, что Туата хранили плодородие полей. В давние времена они иной раз даже сочетались браком со смертными, так что в жилах некоторых ирландских родов течёт кровь фейри. И всё же это было племя первобытной силы, и оно могло сдерживать яростные атаки всех, посягавших на его владения.
Чтобы защититься от магии Туата, ирландцы окружили себя правилами, охранительными словами и определениями. Весь образ их жизни служил стеной от разрушительной мощи их предшественников на этой земле. Но всю жизнь нельзя подчинить правилам, и не все ирландцы желали следовать законам, которые обеспечивали безопасность. Об этом рассказывает сага о Нере.
Нера служил Меб, королеве-воительнице из Коннахта, и её мужу Айлилю. История эта началась в канун Самайна, ночи, что в землях кельтов разделяет зиму и лето. Самайн, как и рассвет, сумерки, полночь и конец года, считался промежуточным временем, когда необъяснимые силы вторгаются в мир. В ночь Самайна благоразумные люди сидели дома – ведь известно, что эта ночь принадлежит мертвецам, а воины Туата свободно бродят по земле.
Но некоторые люди бросали вызов тьме, и одним из них оказался Нера. Король Айлиль, распоряжавшийся празднованием Самайна, сидел в своём ярко освещённом зале. Вглядевшись в ряды пирующих, он сказал, что тот из них, у кого достанет храбрости обвязать ивовый прут вокруг щиколотки висельника, что болтается на дереве за стенами замка, получит из рук короля украшенный золотом меч. Нера принял вызов.
Нера вышел из замка, миновал стражников у ворот и пошёл по раскисшей дороге, ведущей с холма Круахан, на котором высился замок. Лишь лёгкий ветерок, шевеливший сухие листья деревьев, да звук собственных шагов слышал Нера по пути к дереву, на котором висел казнённый накануне преступник. Никто так и не снял его. Кто из добрых людей тронет мертвеца в канун Самайна?
Но Нера тронул. Похолодев, дрожащими руками он обвязал прут вокруг окоченевшей ноги. Как только он сделал это, над его головой раздался неживой глухой голос:
- Отнеси меня к воде. Меня мучила жажда, когда я умирал.
Коснувшись мертвеца в ночи мёртвых, Нера оказался в его власти. Молча он снял труп с дерева и взвалил его на спину. Ледяные руки обвили его шею, хриплый сдавленный шёпот прошелестел в ухо:
- Вперёд.
И Нера, пошатываясь, зашагал по дороге к крестьянским хижинам. Поскольку сейчас он был лишь орудием мертвеца, он стал видеть то, что видел мертвец, то, что недоступно человеческому взгляду. Первую хижину, к которой он подошёл со своей ношей, окружало от злых сил огненное озеро. А другую кольцо воды. Жители этих домов разбросали вокруг мусор и оставили огонь в очагах, чтобы показать, что здесь нет приюта мёртвым. Таков был обычай здешних мест. Третья хижина была темна, и вокруг не было никаких оберегов. В неё Нера и вошёл. Мертвец слез с его спины, пополз по земляному полу и осушил кувшин, стоявший в очаге. Напившись, он утёр губы, а потом вдруг плюнул этой водой на крестьянина и его жену, мирно спавших в постели. Жизнь оставила их, и они умерли на месте.
- Пусть это научит тебя соблюдать обычаи, - сказал мертвец, злобно сверкнув глазами. – Отнеси меня обратно к виселице. Я тебе кое-что покажу.
Так Нера и сделал: отнёс труп к виселице и снова подвесил его. Потом направился к замку, и увидел, что крепость сожжена. Лишь чёрный дым курился над высокими башнями на валу. Ворота были распахнуты, огонь лизал столбы и перекладины. Сквозь пламя Нера разглядел бегущих воинов. На поясах у них болтались отрезанные головы его товарищей. А у подножия холма во внезапно открывшуюся пещеру устремился отряд всадников.
Не раздумывая, Нера последовал за ними. Он подбежал ко входу в пещеру и вступил во тьму, даже не оглянувшись на крепость, пылавшую за спиной. Едва перевёл он дух, как снова пришлось ему собрать всё своё мужество: земля позади сомкнулась. Перед ним были лишь следы всадников, уходившие в безмолвие.
Выхода не было, и Нера по узкому проходу направился в глубь холма. Ему казалось, что он шёл многие часы в слабом свете, исходившем от каменных стен. Наконец проход совсем сузился и закончился у каменной лестницы, ведущей к проделанной в скале арке.
Здесь Нера остановился. Перед ним, на сколько хватало глаз, расстилался неведомый мир. Над головой было розоватое небо, усыпанное бледными незнакомыми звёздами. Их серебристый свет лился на тучные поля и сады. Казалось, это была страна вечного лета. Среди полей высился дворец, ничуть не походивший на круглые деревянные замки Айлиля и других королей Ирландии. Стройные башни возвышались над стенами из полированного камня, ловившими и удерживавшими звёздные лучи, а из окон золотыми потоками струился свет. Вдали, на окружавших поля и сады холмах, серебрились другие замки.
Нера почувствовал на своём плече железную хватку. Он обернулся и увидел высокого воина в шлеме и кожаных доспехах, с обнажённым мечом. Кивком головы воин велел Нере идти вперёд, и Нера подчинился. Так он попал во дворец.
Никто не причинил ему зла. Во дворце было многолюдно, но воинов, что унесли с собой головы его товарищей, Нера не увидел. Люди роились вокруг, появляясь и исчезая, словно светляки летней ночью. Лишь рыжеволосый король в алых одеждах казался реальным существом, а не видением. Король встретил Неру милостиво – разве мог король Туата страшиться одного-единственного смертного? Он передал Неру под присмотр одной женщины-фейри и велел ему каждый день приносить ей охапку дров.
Не следовало королю так поступать.
Женщина эта жила в лесу в белом домике. Была она белокожая и стройная, как и большинство женщин-туата. Волосы её серебрились, как лунный свет, а глаза были цвета зимнего моря. Она вспыхнула, когда Неру привели к ней – ведь, несмотря на то что Нера был безоружен, вёл он себя с достоинством и выглядел как воин. А ещё он был красивым и мужественным.
Ночью женщина-фейри и человек полюбили друг друга. Нера оставался в белом домике ещё один день и ещё одну ночь. На третью ночь женщина спросила его, как он попал в королевство, и он поведал ей о сгоревшем замке Айлиля и о пещере, открывшейся в Круахане.
Женщина поразмыслила немного, потом взъерошила его волосы и рассмеялась.
- Иногда смертным даются видения, - сказала она. – Пожара ещё не было. Король возьмёт замок только через год, если, конечно, ты не остановишь его.
- Как же мне его остановить?
- Я скажу тебе, что делать, если ты поклянёшься вернуться ко мне и к своему ребёнку, которого я выношу.
Нера дал ей клятву, и она открыла ему, что он должен вернуться в свой мир и предупредить об опасности.
- Как же я вернусь? Я здесь уже три дня, а пещера закрылась.
- Ты пробыл здесь лишь мгновение. В замке Айлиля воины всё ещё сидят у пиршественных котлов, празднуя Самайн.
- Но как же я докажу что говорю правду?
- Возьми с собой плоды лета – дикий чеснок, примулу и папоротник. В следующий Самайн, когда пещера разверзнется снова, пусть Айлиль со своими воинами нападёт на королевство, и пусть не тронут лишь меня и нашего ребёнка. А чтобы у короля не было сил противиться Айлилю, пусть прежде захватят сокровище, которое охраняет эти земли – золотую корону, что лежит на дне колодца во дворце королевского замка. Слепец да хромой стерегут её. Каждый день слепой страж носит на спине хромого к колодцу, чтобы удостовериться, на месте ли сокровище. Их-то и должны убить воины Айлиля.
Потом женщина отвела Неру к колодцу, чтобы он убедился в правдивости её слов, а вслед за тем – к арке, что впустила Неру в её страну. А ещё напомнила ему о клятве.
Всё вышло так, как она сказала. Минул год, и в канун Самайна, когда открылись врата в царства Туата, Айлиль и его воины уже ждали. Они ворвались в мир под холмом, захватили корону и вернулись, прежде, чем пещера в Круахане закрылась. Нера был вместе с ними, но остался внутри, вместе с женщиной и ребёнком. Товарищи больше никогда не видели его.
Таково было царство фейри, скрытое от людских глаз.
О Круаханской же пещере существует множество сказаний. Рассказывают, что она открывалась, выпуская в мир хищных птиц, терзавших и уносивших людей и скот; однажды из неё вышел волк-оборотень, воровавший овец… Но никто больше не входил в пещеру и не спускался по каменным ступеням в летнюю страну Туата.
Хотя со временем Туата становились всё более неуловимыми, ещё многие столетия люди встречали их. Потаённая жизнь фейри продолжалась, и даже в дни своего упадка Туата оставались прекрасными и непостижимо переменчивыми в своём отношении к смертным. Они были то врагами, то союзниками. Страх перед ними отступал по мере того, как уменьшалась их власть, но ни один человек не мог бы сказать, что понимает их, даже те, кто был взят в мир Туата.
А потомки племени Неры проникали в разные края мира фейри ещё многие столетия с тех пор, как Нера исчез в недрах Круахана, хотя приводили их туда совершенно другие обстоятельства. Этими смельчаками были фении, чьё светлое братство во главе с Финном Мак Кумалом хранило королей Ирландии.
За этими холмами тайный, изменчивый мир Туата живёт.Здесь заколдованные сокровища, здесь действует старая магия, перед которой не устоять смертным. Другое солнце светит здесь и другое время, отличное от человеческого, отсчитывает дни этого мира.
Туата были народом оборотней. Они могли принимать облик красивых стройных мужчин или женщин, но, если хотели, могли проникать в земли смертных под видом лебедей или воронов, в облике ветра, ручья или морской волны. Их отношения с людьми были такими же изменчивыми и непостоянными, как и они сами - смесь благоволения и враждебности. Считалось, что Туата хранили плодородие полей. В давние времена они иной раз даже сочетались браком со смертными, так что в жилах некоторых ирландских родов течёт кровь фейри. И всё же это было племя первобытной силы, и оно могло сдерживать яростные атаки всех, посягавших на его владения.
Чтобы защититься от магии Туата, ирландцы окружили себя правилами, охранительными словами и определениями. Весь образ их жизни служил стеной от разрушительной мощи их предшественников на этой земле. Но всю жизнь нельзя подчинить правилам, и не все ирландцы желали следовать законам, которые обеспечивали безопасность. Об этом рассказывает сага о Нере.
Нера служил Меб, королеве-воительнице из Коннахта, и её мужу Айлилю. История эта началась в канун Самайна, ночи, что в землях кельтов разделяет зиму и лето. Самайн, как и рассвет, сумерки, полночь и конец года, считался промежуточным временем, когда необъяснимые силы вторгаются в мир. В ночь Самайна благоразумные люди сидели дома – ведь известно, что эта ночь принадлежит мертвецам, а воины Туата свободно бродят по земле.
Но некоторые люди бросали вызов тьме, и одним из них оказался Нера. Король Айлиль, распоряжавшийся празднованием Самайна, сидел в своём ярко освещённом зале. Вглядевшись в ряды пирующих, он сказал, что тот из них, у кого достанет храбрости обвязать ивовый прут вокруг щиколотки висельника, что болтается на дереве за стенами замка, получит из рук короля украшенный золотом меч. Нера принял вызов.
Нера вышел из замка, миновал стражников у ворот и пошёл по раскисшей дороге, ведущей с холма Круахан, на котором высился замок. Лишь лёгкий ветерок, шевеливший сухие листья деревьев, да звук собственных шагов слышал Нера по пути к дереву, на котором висел казнённый накануне преступник. Никто так и не снял его. Кто из добрых людей тронет мертвеца в канун Самайна?
Но Нера тронул. Похолодев, дрожащими руками он обвязал прут вокруг окоченевшей ноги. Как только он сделал это, над его головой раздался неживой глухой голос:
- Отнеси меня к воде. Меня мучила жажда, когда я умирал.
Коснувшись мертвеца в ночи мёртвых, Нера оказался в его власти. Молча он снял труп с дерева и взвалил его на спину. Ледяные руки обвили его шею, хриплый сдавленный шёпот прошелестел в ухо:
- Вперёд.
И Нера, пошатываясь, зашагал по дороге к крестьянским хижинам. Поскольку сейчас он был лишь орудием мертвеца, он стал видеть то, что видел мертвец, то, что недоступно человеческому взгляду. Первую хижину, к которой он подошёл со своей ношей, окружало от злых сил огненное озеро. А другую кольцо воды. Жители этих домов разбросали вокруг мусор и оставили огонь в очагах, чтобы показать, что здесь нет приюта мёртвым. Таков был обычай здешних мест. Третья хижина была темна, и вокруг не было никаких оберегов. В неё Нера и вошёл. Мертвец слез с его спины, пополз по земляному полу и осушил кувшин, стоявший в очаге. Напившись, он утёр губы, а потом вдруг плюнул этой водой на крестьянина и его жену, мирно спавших в постели. Жизнь оставила их, и они умерли на месте.
- Пусть это научит тебя соблюдать обычаи, - сказал мертвец, злобно сверкнув глазами. – Отнеси меня обратно к виселице. Я тебе кое-что покажу.
Так Нера и сделал: отнёс труп к виселице и снова подвесил его. Потом направился к замку, и увидел, что крепость сожжена. Лишь чёрный дым курился над высокими башнями на валу. Ворота были распахнуты, огонь лизал столбы и перекладины. Сквозь пламя Нера разглядел бегущих воинов. На поясах у них болтались отрезанные головы его товарищей. А у подножия холма во внезапно открывшуюся пещеру устремился отряд всадников.
Не раздумывая, Нера последовал за ними. Он подбежал ко входу в пещеру и вступил во тьму, даже не оглянувшись на крепость, пылавшую за спиной. Едва перевёл он дух, как снова пришлось ему собрать всё своё мужество: земля позади сомкнулась. Перед ним были лишь следы всадников, уходившие в безмолвие.
Выхода не было, и Нера по узкому проходу направился в глубь холма. Ему казалось, что он шёл многие часы в слабом свете, исходившем от каменных стен. Наконец проход совсем сузился и закончился у каменной лестницы, ведущей к проделанной в скале арке.
Здесь Нера остановился. Перед ним, на сколько хватало глаз, расстилался неведомый мир. Над головой было розоватое небо, усыпанное бледными незнакомыми звёздами. Их серебристый свет лился на тучные поля и сады. Казалось, это была страна вечного лета. Среди полей высился дворец, ничуть не походивший на круглые деревянные замки Айлиля и других королей Ирландии. Стройные башни возвышались над стенами из полированного камня, ловившими и удерживавшими звёздные лучи, а из окон золотыми потоками струился свет. Вдали, на окружавших поля и сады холмах, серебрились другие замки.
Нера почувствовал на своём плече железную хватку. Он обернулся и увидел высокого воина в шлеме и кожаных доспехах, с обнажённым мечом. Кивком головы воин велел Нере идти вперёд, и Нера подчинился. Так он попал во дворец.
Никто не причинил ему зла. Во дворце было многолюдно, но воинов, что унесли с собой головы его товарищей, Нера не увидел. Люди роились вокруг, появляясь и исчезая, словно светляки летней ночью. Лишь рыжеволосый король в алых одеждах казался реальным существом, а не видением. Король встретил Неру милостиво – разве мог король Туата страшиться одного-единственного смертного? Он передал Неру под присмотр одной женщины-фейри и велел ему каждый день приносить ей охапку дров.
Не следовало королю так поступать.
Женщина эта жила в лесу в белом домике. Была она белокожая и стройная, как и большинство женщин-туата. Волосы её серебрились, как лунный свет, а глаза были цвета зимнего моря. Она вспыхнула, когда Неру привели к ней – ведь, несмотря на то что Нера был безоружен, вёл он себя с достоинством и выглядел как воин. А ещё он был красивым и мужественным.
Ночью женщина-фейри и человек полюбили друг друга. Нера оставался в белом домике ещё один день и ещё одну ночь. На третью ночь женщина спросила его, как он попал в королевство, и он поведал ей о сгоревшем замке Айлиля и о пещере, открывшейся в Круахане.
Женщина поразмыслила немного, потом взъерошила его волосы и рассмеялась.
- Иногда смертным даются видения, - сказала она. – Пожара ещё не было. Король возьмёт замок только через год, если, конечно, ты не остановишь его.
- Как же мне его остановить?
- Я скажу тебе, что делать, если ты поклянёшься вернуться ко мне и к своему ребёнку, которого я выношу.
Нера дал ей клятву, и она открыла ему, что он должен вернуться в свой мир и предупредить об опасности.
- Как же я вернусь? Я здесь уже три дня, а пещера закрылась.
- Ты пробыл здесь лишь мгновение. В замке Айлиля воины всё ещё сидят у пиршественных котлов, празднуя Самайн.
- Но как же я докажу что говорю правду?
- Возьми с собой плоды лета – дикий чеснок, примулу и папоротник. В следующий Самайн, когда пещера разверзнется снова, пусть Айлиль со своими воинами нападёт на королевство, и пусть не тронут лишь меня и нашего ребёнка. А чтобы у короля не было сил противиться Айлилю, пусть прежде захватят сокровище, которое охраняет эти земли – золотую корону, что лежит на дне колодца во дворце королевского замка. Слепец да хромой стерегут её. Каждый день слепой страж носит на спине хромого к колодцу, чтобы удостовериться, на месте ли сокровище. Их-то и должны убить воины Айлиля.
Потом женщина отвела Неру к колодцу, чтобы он убедился в правдивости её слов, а вслед за тем – к арке, что впустила Неру в её страну. А ещё напомнила ему о клятве.
Всё вышло так, как она сказала. Минул год, и в канун Самайна, когда открылись врата в царства Туата, Айлиль и его воины уже ждали. Они ворвались в мир под холмом, захватили корону и вернулись, прежде, чем пещера в Круахане закрылась. Нера был вместе с ними, но остался внутри, вместе с женщиной и ребёнком. Товарищи больше никогда не видели его.
Таково было царство фейри, скрытое от людских глаз.
О Круаханской же пещере существует множество сказаний. Рассказывают, что она открывалась, выпуская в мир хищных птиц, терзавших и уносивших людей и скот; однажды из неё вышел волк-оборотень, воровавший овец… Но никто больше не входил в пещеру и не спускался по каменным ступеням в летнюю страну Туата.
Хотя со временем Туата становились всё более неуловимыми, ещё многие столетия люди встречали их. Потаённая жизнь фейри продолжалась, и даже в дни своего упадка Туата оставались прекрасными и непостижимо переменчивыми в своём отношении к смертным. Они были то врагами, то союзниками. Страх перед ними отступал по мере того, как уменьшалась их власть, но ни один человек не мог бы сказать, что понимает их, даже те, кто был взят в мир Туата.
А потомки племени Неры проникали в разные края мира фейри ещё многие столетия с тех пор, как Нера исчез в недрах Круахана, хотя приводили их туда совершенно другие обстоятельства. Этими смельчаками были фении, чьё светлое братство во главе с Финном Мак Кумалом хранило королей Ирландии.
воскресенье, 07 апреля 2013
Все, что меня не убило, сильно об этом пожалеет, потому что теперь моя очередь
вторник, 12 марта 2013
Все, что меня не убило, сильно об этом пожалеет, потому что теперь моя очередь
Знаете деревушку, что прячется в тени Эйлдонских холмов? Вот тут когда-то давным-давно, предавно жил один славный человек по имени Томас Лермонт. Ничем особенным он не отличался от своих соседей, разве только чудо как хорошо играл на лютне. Да умел сочинять стихи. Собственно, как все бродячие певцы-барды в ту пору.
В один прекрасный денек Томас захлопнул за собой дверь своей хижины и отправился с лютней под мышкой навестить одного фермера, жившего на склоне холма.
«Если взять хороший шаг, эта прогулка не отнимет у меня много времени», — подумал Томас.
Но денек выдался такой ясный, такой жаркий, что когда он достиг берега ручья Хантли, сбегавшего с Эйлдонских холмов, он уже так уморился, что ему захотелось поскорее спрятаться от солнца в густой тени раскидистого дуба и отдохнуть.
Перед ним лежал небольшой лесок, по которому в разные стороны разбегались тропинки, скрытые зеленью. Он загляделся на прохладную сень, рассеянно перебирая струны лютни, как вдруг помимо собственной музыки услышал отдаленные звуки, словно звон горного ручья.
Но что это? Он в великом изумлении вскочил на ноги — на одной из таинственных лесных тропинок появилась верхом на коне прекрасная леди. Прекраснее свет не видывал.
На ней было платье из зеленого, как трава, шелка и зеленый бархатный плащ. Светлые волосы ниспадали на плечи. Белоснежный конь под ней грациозно ступал меж деревьев, и Томас увидел, что каждая прядь его гривы заканчивается крошечным серебряным колокольчиком. Ну конечно, звон этих колокольчиков он и принял за журчание горного ручья.
— Я королева эльфов, — молвила она, — и прискакала сюда, чтобы встретиться с тобой, Томас из Эрсилдурна.
Она ласково улыбнулась и протянула ему тонкую руку, чтобы он помог ей спешиться. Томас привязал коня к колючему кусту и повел даму в тень раскидистого дерева, зачарованный ее нежной, неземной красотой.
— Сыграй мне на лютне, Томас, — попросила она. — Хорошая музыка и лесная прохлада верные союзники, разве не так?
Томас послушно взялся за свой инструмент и начал играть. Никогда прежде не играл он так нежно и весело. Он кончил, и королева эльфов не стала скрывать своего восторга.
— Мне хотелось бы наградить тебя, Томас,— произнесла она. — Проси о любой милости, я тебя одарю ею.
Томас взял обе ее белые ручки в свои и осмелился произнести:
— Позволь мне поцеловать тебя, прекрасная королева.
Королева не отняла у него рук, а лишь улыбнулась и сказала:
— Запомни, Томас, если ты поцелуешь меня, тебе придется, на горе иль на радость, отслужить мне семь долгих лет. Согласен?
— Что значат семь лет! — воскликнул Томас — Я с радостью расплачусь.
И он прикоснулся к устам королевы эльфов.
Королева быстро встала, и тут Томас вдруг почувствовал, что отныне он будет всюду послушно следовать за ней. Однако чары любви были так сильны, что он ничуть не сожалел о своем дерзком поступке. Ну и пусть, он подарит королеве семь лет своей земной жизни.
Королева эльфов села верхом на белоснежного коня, а Томасу велела сесть позади нее, и под ласковый звон серебряных колокольчиков они полетели через зеленые ложбины и вересковые холмы быстрее всех ветров небесных. Наконец они прибыли в какое-то очень странное место. Королева соскочила с коня и сказала Томасу, что они отдохнут здесь недолго.
Томас с великим любопытством оглядывался по сторонам: он понял, что очутился на земле не для простых смертных. Позади остались непроходимые кущи вьющегося орляка. А вперед от этой бесплодной земли убегали три дороги.
Одна дорога, узкая и крутая, густо заросла по обеим сторонам колючим кустарником и диким шиповником. Над головой кусты встречались, образуя длинный темный тоннель.
Другая дорога была широкая и прямая, по ней плясали солнечные зайчики, перепрыгивая на лужайки зеленого бархата, расшитого, словно драгоценными камнями, пестрыми цветами. Третья же дорога вилась вверх, сквозь заросли папоротника. Ее устилал мягкий мох, а венчала, словно высоким куполом, зеленая листва, которая дарила путнику прохладу.
Проследив за удивленным взглядом Томаса, королева эльфов сказала:
— Узкая, тернистая тропа — это Дорога праведников. Редкий путник отважится идти этой дорогой. Широкая прямая дорога, ведущая мимо цветущих долин, зовется Дорогой порока, хоть и кажется такой светлой, такой нарядной. А третья прекрасная дорога, что вьется вдоль живой изгороди из вечнозеленого папоротника,— дорога в страну эльфов. По ней мы и поскачем этой ночью в Элъфландию.
Она подошла к коню, который прядал ушами и бил копытом в нетерпении скорей вступить на эту зеленую тропу. Но прежде чем отправиться в путь, королева сказала Томасу:
— Если ты послушаешься моего совета, Томас, и будешь нем все время, что проведешь в Эльфландии, что бы ты ни услышал и ни увидел там, то по истечении семи лет ты вернешься в страну людей. Но если ты произнесешь хоть слово, ты упустишь свое счастье и будешь приговорен на вечное скитание по бесплодной пустыне, что лежит между прекрасной Эльфландией и землей людей.
Они поскакали по третьей тропе, и скакали очень долго, прежде чем достигли владений королевы. Через холмы, долины, болота и равнины. По ночам над ними чернело небо, а днем блестели золотом облака на солнце. Случалось им переходить вброд стремительные реки, наполненные красной кровью. Королева подбирала шлейф своей зеленой мантии, а на белоснежных боках ее коня оставались кроваво-красные пятна. Ибо вся кровь, пролитая когда-либо на земле, собиралась здесь в ручьи, которые орошали эти странные места.
Но вот наконец они достигли ворот Эльфландии. Тысячи волшебных труб возвестили об их прибытии. Под приветственные звуки и въехал Томас в зачарованную страну, залитую чудесным светом.
Пока Томас оставался к Эльфландии, он не посмел ни словом ни с кем перемолвиться о тех чудесах, какие ему удалось увидеть или услышать. Семь лет пролетели, как три дня, и, когда вышел срок его службы у королевы эльфов, настал миг расставания. Королева сама проводила Томаса за ворота волшебной страны в залитый солнцем сад, который лежал по ту сторону ворот. Там росли изящные лилии и все самые прекрасные цветы земли, а под ними прогуливались изящные кроткие единороги.
Королева протянула руку, сорвала с дерева яблоко и дала его Томасу.
— Ну вот, наконец ты можешь заговорить, Томас,— молвила она. — А в награду за семь лет верной службы мне возьми себе это яблоко. Оно волшебное и наградит тебя даром говорить всегда только правду, истинную правду, одну только правду.
Но Томас был малый смышленый и сразу смекнул, что этот дар говорить только правду и ничего, кроме правды, не великое счастье в той стране, куда он возвращается. И он попытался объяснить это королеве эльфов.
— Когда живешь среди людей, — сказал он,— иногда приходится кое-что приукрасить, когда, например, ухаживаешь за девушкой. Или если хочешь заключить выгодную сделку с соседом. Без красноречия тут никак не обойдешься.
Но королева только улыбнулась (в который раз!) и сказала:
— Откинь все волнения, Томас! И береги мой дар — он дается не каждому. Он принесет тебе славу, о какой ты и не мечтал. Навеки запомнят имя Лермонта, пока есть на земле страна Шотландия. А теперь ты должен возвратиться, Томас. Только сперва внемли моим словам. Настанет день, я снова призову тебя к себе. Так поклянись послушаться моего приказа, где б он ни застал тебя. Я за тобой пришлю моих посланцев. Их будет двое. Ты сразу их узнаешь — они прибудут из другого мира, не из твоего…
Томас заглянул в глубокие глаза прекрасной королевы, словно в омут, и понял, что чары любви, лежавшие на нем семь долгих лет, так ни когда его и не отпустят. Но он был только рад дать королеве клятву, что выполнит ее приказ.
Не успели слова клятвы слететь с его уст, как Томас вдруг погрузился в глубокий сон. Зеленый сад, цветы, кроткие единороги — все растворилось вмиг в молочной дымке, что опустилась из облаков на землю, припорошенную опавшим белым цветом яблонь.
Когда Томас проснулся, он увидел, что лежит под большим дубом, что рос на самом берегу ручья Хантли. Все еще в сомнении, он пристально вгляделся в пустынные тропинки леса, тщетно надеясь уловить звуки серебряных колокольчиков. Путешествие в Эльфландию, которое затянулось на семь долгих лет, показалось ему теперь коротким послеполуденным сном.
Томас крикнул:
— Я еще вернусь!
И, подхватив лютню, зашагал в свой Эрсилдурн. Очень захотелось ему узнать, что там произошло за эти семь лет. Но еще больше Томасу хотелось проверить, сбудется ли обещание, которое подарила ему королева эльфов: неужто и впрямь отныне он будет говорить только правду?
— Боюсь, я только рассержу своих соседей,— рассуждал сам с собою Томас, — если не сумею им сказать ничего, кроме правды. Ведь они услышат не такой уж лестный отзыв, на какой рассчитывали. Да и не тот совет получат, какой ждали.
Не успел он появиться на улицах своей деревни, как услышал крик и вопли. Какой-то бедный старик решил, что Томас восстал из мертвых и вернулся в родную деревню с того света. Однако Томас быстро доказал всем, что он живой и здоровый, и добрые жители Эрсилдурна больше не удивлялись, что снова видят его. Но они не переставали удивляться, охать и ахать, когда он поведал им о своем путешествии в Эльфландию. Дети постоянно крутились у его ног, взбирались к нему на колени, чтобы еще и еще раз послушать его чудесную историю о том, как веселятся в той волшебной стране. А старики покачивали головой и тихо толковали меж собой про тех, кого вот так же увлекла за собой королева эльфов. Только они-то не пришли назад.
Но никому, никому не рассказал Томас о своем обещании вернуться к королеве, как только она пришлет за ним двух посланцев.
Со своей стороны, и Томас не мог не удивиться, что ничто не изменилось в Эрсилдурне, словно он отсутствовал не семь лет, а три дня. Конечно, надо было подправить свой дом, потому как от дождей кое-где прохудилась тростниковая крыша, а в стенах ветер пробил дырки и надо было вставить на их место камни покрепче. У соседей на лице прибавилось морщин, а в волосах — седины. Семь жарких лет, семь урожаев, семь морозных зим, семь полных солнцем весен пролетели, а все осталось на своих местах.
С того дня, как Томас вернулся, он все ждал: сбудется — не сбудется обещание королевы эльфов.
Неужто он и впрямь будет теперь говорить одну только правду?
Однако он, как и прежде, спокойно любезничал с дочкой фермера. И мог без труда уговорить соседа купить у него корову или там овцу.
Но вот в один прекрасный день на деревенской сходке, когда обсуждали страшное бедствие — падеж скота во всех окрестных деревнях, Томас вдруг почувствовал, что должен встать и что-то сказать. И к своему собственному изумлению, взял да предсказал, что мор падет на все деревни, кроме Эрсилдурна. Очень удивились односельчане такому странному предсказанию, но в глубине души поверили. Что-то в его словах внушило им доверие еще до того, как предсказание Томаса сбылось. Чудо, но и впрямь ни одна корова, ни лошадь, ни овца не заболели в Эрсилдурне.
После этого Томас часто делал верные предсказания. А так как он умел с легкостью рифмовать, он говорил их стихами. Поэтому они быстро запоминались и стали гулять по свету. Но самое важное — все они сбывались, и слава Томаса-Рифмача, Томаса-Прорицателя вскоре облетела всю Шотландию. А все-таки, хоть он и стал знаменит и его приглашали во все концы страны, свой родной Эрсилдурн он не покинул. Разбогатев, он построил замок рядом и принимал там и всех соседей, и знаменитых воинов, и именитых лордов и графов. Он очень огорчился, когда сбылось его предсказание:
Пока поют в терновнике дрозды,
У Эрсилдурна не отнять его казны.
И впрямь, в одну злую весну не пели, как всегда, дрозды в колючих кустах вокруг Эрсилдурна. Лето выдалось дождливое, холодное. Урожай собрали бедный, и почти все жители деревни разорились, и пришлось им заложить свои земли богатым лендлордам.
Но самое удивительное предсказание Томас сделал 18 марта 1285 года. На шотландском троне в ту пору сидел мудрый король Александр III. На другой день граф Марч собирался на охоту и послал за Томасом, чтобы тот предсказал ему погоду.
Назавтра в полдень буря взовьется.
Ведать не ведала ране Шотландия,
Что столько крови прольется,—
предсказал Томас.
И граф Марч не рискнул отправиться на охоту.
Назавтра, ближе к полудню, он снова призвал к себе Томаса.
— Ну, где же твоя зловещая буря? — упрекнул он прорицателя.
— Полдень еще не пробило,— ответил спокойно Томас.
В этот миг в покои графа ворвался испуганный вестник. Он поведал, что великий король скончался. Он ненароком упал на крутой горной тропе с коня и более не встал.
— Увы, эта весть и означает бурю, которая нанесет жестокий урон нашей Шотландии, — произнес Томас.
На горе и печаль всех честных шотландцев, предсказание его сбылось.
Но людская молва повторяла и те его предсказания, каким еще только дано будет сбыться. Вот одно из них:
Когда Коровы Гаури выплывут на сушу,
Настанет судный день по наши души.
А надо вам сказать, что Коровами Гаури называют два гигантских валуна, стоящих за чертой полного прилива в заливе Тэй, что позади Ивергаури. И каждый год они на дюйм приближаются к земле, потому как море отступает.
Еще одному предсказанию Томаса только предстоит сбыться:
Йорк был, Лондон есть, Эдинбургу быть —
Самым славным, самым главным из трех прослыть.
А вот какую легенду сложили про Томаса сами шотландцы.
Прошло дважды семь лет с тех пор, как Томас-Рифмач вернулся от королевы эльфов, когда Шотландию втянули в тяжкую войну. Английский король после победы над Джоном Бальолем при Данбаре одолел Шотландию. Но доблестный рыцарь Уильям Уоллес поднял шотландцев, чтобы отбиться.
Так случилось, что армия бравых шотландцев стояла лагерем близ замка Томаса. И Томас решил устроить великий пир для славных воинов. Такого великого праздника еще не знал замок Эрсилдурн. Гости заполнили большой зал замка — благородные рыцари в тонких кольчугах, прекрасные дамы в шелестящих шелках. Вино лилось рекой, деревянные кубки то и дело наполнялись веселым шотландским элем.
Музыканты услаждали слух важных гостей, сказители развлекали историями о подвигах войны и охоты. Но главное ждало гостей впереди. Когда пир был закончен, сам хозяин замка Томас велел принести его любимую лютню и запел. Затаив дыхание, не проронив ни слова, слушали гости его песни о славном прошлом британской земли.
Он пел о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола. Об отважном Говэйне и волшебнике Мёрлине, о печальной любви Тристана и Изольды. И все, кто слушал его, думал и чувствовал, что такого барда им больше не услышать никогда.
Они оказались правы.
В эту ночь, когда гости разошлись и над рекой спустился туман, воин, дежуривший в палатке на склоне холма, проснулся от странного топота легких копыт по высохшей траве.
Он выглянул из палатки и увидел необычайное зрелище.
В свете яркой августовской луны по тропе к нему приближались белоснежные олень и олениха. Они ступали величественно и гордо. Воин позвал друзей, все окружили необыкновенную пару, но они продолжали идти вперед, не обращая ни на кого внимания.
— Надо разбудить Томаса Лермонта, — предложил кто-то. — Может быть, он нам скажет, что это значит.
— Верно, надо послать за Томасом-Прорицателем! — закричали все и отправили в замок маленького пажа разбудить Томаса Лермонта.
Услышав весть, Томас тут же вскочил с постели и быстро оделся. Он был бледен, даже руки у него дрожали. Ни один дикий зверь никогда прежде не покидал леса и не появлялся на улицах деревни. И потом, разве кто когда-нибудь слышал про белых оленей? Нет. Значит, это посланцы за ним, Томасом-Рифмачом, от королевы эльфов. Он и обрадовался: вскоре он снова увидит прекрасную королеву, но и загрустил — оборвалась нить его земной жизни.
Прихватив свою лютню, Томас вышел из замка и, с белым оленем по правую руку, с белой оленихой по левую, прошел по улицам деревни, освещенным серебристой луной, и скрылся в лесу, покинув родной Эрсилдурн навсегда.
В один прекрасный денек Томас захлопнул за собой дверь своей хижины и отправился с лютней под мышкой навестить одного фермера, жившего на склоне холма.
«Если взять хороший шаг, эта прогулка не отнимет у меня много времени», — подумал Томас.
Но денек выдался такой ясный, такой жаркий, что когда он достиг берега ручья Хантли, сбегавшего с Эйлдонских холмов, он уже так уморился, что ему захотелось поскорее спрятаться от солнца в густой тени раскидистого дуба и отдохнуть.
Перед ним лежал небольшой лесок, по которому в разные стороны разбегались тропинки, скрытые зеленью. Он загляделся на прохладную сень, рассеянно перебирая струны лютни, как вдруг помимо собственной музыки услышал отдаленные звуки, словно звон горного ручья.
Но что это? Он в великом изумлении вскочил на ноги — на одной из таинственных лесных тропинок появилась верхом на коне прекрасная леди. Прекраснее свет не видывал.
На ней было платье из зеленого, как трава, шелка и зеленый бархатный плащ. Светлые волосы ниспадали на плечи. Белоснежный конь под ней грациозно ступал меж деревьев, и Томас увидел, что каждая прядь его гривы заканчивается крошечным серебряным колокольчиком. Ну конечно, звон этих колокольчиков он и принял за журчание горного ручья.
— Я королева эльфов, — молвила она, — и прискакала сюда, чтобы встретиться с тобой, Томас из Эрсилдурна.
Она ласково улыбнулась и протянула ему тонкую руку, чтобы он помог ей спешиться. Томас привязал коня к колючему кусту и повел даму в тень раскидистого дерева, зачарованный ее нежной, неземной красотой.
— Сыграй мне на лютне, Томас, — попросила она. — Хорошая музыка и лесная прохлада верные союзники, разве не так?
Томас послушно взялся за свой инструмент и начал играть. Никогда прежде не играл он так нежно и весело. Он кончил, и королева эльфов не стала скрывать своего восторга.
— Мне хотелось бы наградить тебя, Томас,— произнесла она. — Проси о любой милости, я тебя одарю ею.
Томас взял обе ее белые ручки в свои и осмелился произнести:
— Позволь мне поцеловать тебя, прекрасная королева.
Королева не отняла у него рук, а лишь улыбнулась и сказала:
— Запомни, Томас, если ты поцелуешь меня, тебе придется, на горе иль на радость, отслужить мне семь долгих лет. Согласен?
— Что значат семь лет! — воскликнул Томас — Я с радостью расплачусь.
И он прикоснулся к устам королевы эльфов.
Королева быстро встала, и тут Томас вдруг почувствовал, что отныне он будет всюду послушно следовать за ней. Однако чары любви были так сильны, что он ничуть не сожалел о своем дерзком поступке. Ну и пусть, он подарит королеве семь лет своей земной жизни.
Королева эльфов села верхом на белоснежного коня, а Томасу велела сесть позади нее, и под ласковый звон серебряных колокольчиков они полетели через зеленые ложбины и вересковые холмы быстрее всех ветров небесных. Наконец они прибыли в какое-то очень странное место. Королева соскочила с коня и сказала Томасу, что они отдохнут здесь недолго.
Томас с великим любопытством оглядывался по сторонам: он понял, что очутился на земле не для простых смертных. Позади остались непроходимые кущи вьющегося орляка. А вперед от этой бесплодной земли убегали три дороги.
Одна дорога, узкая и крутая, густо заросла по обеим сторонам колючим кустарником и диким шиповником. Над головой кусты встречались, образуя длинный темный тоннель.
Другая дорога была широкая и прямая, по ней плясали солнечные зайчики, перепрыгивая на лужайки зеленого бархата, расшитого, словно драгоценными камнями, пестрыми цветами. Третья же дорога вилась вверх, сквозь заросли папоротника. Ее устилал мягкий мох, а венчала, словно высоким куполом, зеленая листва, которая дарила путнику прохладу.
Проследив за удивленным взглядом Томаса, королева эльфов сказала:
— Узкая, тернистая тропа — это Дорога праведников. Редкий путник отважится идти этой дорогой. Широкая прямая дорога, ведущая мимо цветущих долин, зовется Дорогой порока, хоть и кажется такой светлой, такой нарядной. А третья прекрасная дорога, что вьется вдоль живой изгороди из вечнозеленого папоротника,— дорога в страну эльфов. По ней мы и поскачем этой ночью в Элъфландию.
Она подошла к коню, который прядал ушами и бил копытом в нетерпении скорей вступить на эту зеленую тропу. Но прежде чем отправиться в путь, королева сказала Томасу:
— Если ты послушаешься моего совета, Томас, и будешь нем все время, что проведешь в Эльфландии, что бы ты ни услышал и ни увидел там, то по истечении семи лет ты вернешься в страну людей. Но если ты произнесешь хоть слово, ты упустишь свое счастье и будешь приговорен на вечное скитание по бесплодной пустыне, что лежит между прекрасной Эльфландией и землей людей.
Они поскакали по третьей тропе, и скакали очень долго, прежде чем достигли владений королевы. Через холмы, долины, болота и равнины. По ночам над ними чернело небо, а днем блестели золотом облака на солнце. Случалось им переходить вброд стремительные реки, наполненные красной кровью. Королева подбирала шлейф своей зеленой мантии, а на белоснежных боках ее коня оставались кроваво-красные пятна. Ибо вся кровь, пролитая когда-либо на земле, собиралась здесь в ручьи, которые орошали эти странные места.
Но вот наконец они достигли ворот Эльфландии. Тысячи волшебных труб возвестили об их прибытии. Под приветственные звуки и въехал Томас в зачарованную страну, залитую чудесным светом.
Пока Томас оставался к Эльфландии, он не посмел ни словом ни с кем перемолвиться о тех чудесах, какие ему удалось увидеть или услышать. Семь лет пролетели, как три дня, и, когда вышел срок его службы у королевы эльфов, настал миг расставания. Королева сама проводила Томаса за ворота волшебной страны в залитый солнцем сад, который лежал по ту сторону ворот. Там росли изящные лилии и все самые прекрасные цветы земли, а под ними прогуливались изящные кроткие единороги.
Королева протянула руку, сорвала с дерева яблоко и дала его Томасу.
— Ну вот, наконец ты можешь заговорить, Томас,— молвила она. — А в награду за семь лет верной службы мне возьми себе это яблоко. Оно волшебное и наградит тебя даром говорить всегда только правду, истинную правду, одну только правду.
Но Томас был малый смышленый и сразу смекнул, что этот дар говорить только правду и ничего, кроме правды, не великое счастье в той стране, куда он возвращается. И он попытался объяснить это королеве эльфов.
— Когда живешь среди людей, — сказал он,— иногда приходится кое-что приукрасить, когда, например, ухаживаешь за девушкой. Или если хочешь заключить выгодную сделку с соседом. Без красноречия тут никак не обойдешься.
Но королева только улыбнулась (в который раз!) и сказала:
— Откинь все волнения, Томас! И береги мой дар — он дается не каждому. Он принесет тебе славу, о какой ты и не мечтал. Навеки запомнят имя Лермонта, пока есть на земле страна Шотландия. А теперь ты должен возвратиться, Томас. Только сперва внемли моим словам. Настанет день, я снова призову тебя к себе. Так поклянись послушаться моего приказа, где б он ни застал тебя. Я за тобой пришлю моих посланцев. Их будет двое. Ты сразу их узнаешь — они прибудут из другого мира, не из твоего…
Томас заглянул в глубокие глаза прекрасной королевы, словно в омут, и понял, что чары любви, лежавшие на нем семь долгих лет, так ни когда его и не отпустят. Но он был только рад дать королеве клятву, что выполнит ее приказ.
Не успели слова клятвы слететь с его уст, как Томас вдруг погрузился в глубокий сон. Зеленый сад, цветы, кроткие единороги — все растворилось вмиг в молочной дымке, что опустилась из облаков на землю, припорошенную опавшим белым цветом яблонь.
Когда Томас проснулся, он увидел, что лежит под большим дубом, что рос на самом берегу ручья Хантли. Все еще в сомнении, он пристально вгляделся в пустынные тропинки леса, тщетно надеясь уловить звуки серебряных колокольчиков. Путешествие в Эльфландию, которое затянулось на семь долгих лет, показалось ему теперь коротким послеполуденным сном.
Томас крикнул:
— Я еще вернусь!
И, подхватив лютню, зашагал в свой Эрсилдурн. Очень захотелось ему узнать, что там произошло за эти семь лет. Но еще больше Томасу хотелось проверить, сбудется ли обещание, которое подарила ему королева эльфов: неужто и впрямь отныне он будет говорить только правду?
— Боюсь, я только рассержу своих соседей,— рассуждал сам с собою Томас, — если не сумею им сказать ничего, кроме правды. Ведь они услышат не такой уж лестный отзыв, на какой рассчитывали. Да и не тот совет получат, какой ждали.
Не успел он появиться на улицах своей деревни, как услышал крик и вопли. Какой-то бедный старик решил, что Томас восстал из мертвых и вернулся в родную деревню с того света. Однако Томас быстро доказал всем, что он живой и здоровый, и добрые жители Эрсилдурна больше не удивлялись, что снова видят его. Но они не переставали удивляться, охать и ахать, когда он поведал им о своем путешествии в Эльфландию. Дети постоянно крутились у его ног, взбирались к нему на колени, чтобы еще и еще раз послушать его чудесную историю о том, как веселятся в той волшебной стране. А старики покачивали головой и тихо толковали меж собой про тех, кого вот так же увлекла за собой королева эльфов. Только они-то не пришли назад.
Но никому, никому не рассказал Томас о своем обещании вернуться к королеве, как только она пришлет за ним двух посланцев.
Со своей стороны, и Томас не мог не удивиться, что ничто не изменилось в Эрсилдурне, словно он отсутствовал не семь лет, а три дня. Конечно, надо было подправить свой дом, потому как от дождей кое-где прохудилась тростниковая крыша, а в стенах ветер пробил дырки и надо было вставить на их место камни покрепче. У соседей на лице прибавилось морщин, а в волосах — седины. Семь жарких лет, семь урожаев, семь морозных зим, семь полных солнцем весен пролетели, а все осталось на своих местах.
С того дня, как Томас вернулся, он все ждал: сбудется — не сбудется обещание королевы эльфов.
Неужто он и впрямь будет теперь говорить одну только правду?
Однако он, как и прежде, спокойно любезничал с дочкой фермера. И мог без труда уговорить соседа купить у него корову или там овцу.
Но вот в один прекрасный день на деревенской сходке, когда обсуждали страшное бедствие — падеж скота во всех окрестных деревнях, Томас вдруг почувствовал, что должен встать и что-то сказать. И к своему собственному изумлению, взял да предсказал, что мор падет на все деревни, кроме Эрсилдурна. Очень удивились односельчане такому странному предсказанию, но в глубине души поверили. Что-то в его словах внушило им доверие еще до того, как предсказание Томаса сбылось. Чудо, но и впрямь ни одна корова, ни лошадь, ни овца не заболели в Эрсилдурне.
После этого Томас часто делал верные предсказания. А так как он умел с легкостью рифмовать, он говорил их стихами. Поэтому они быстро запоминались и стали гулять по свету. Но самое важное — все они сбывались, и слава Томаса-Рифмача, Томаса-Прорицателя вскоре облетела всю Шотландию. А все-таки, хоть он и стал знаменит и его приглашали во все концы страны, свой родной Эрсилдурн он не покинул. Разбогатев, он построил замок рядом и принимал там и всех соседей, и знаменитых воинов, и именитых лордов и графов. Он очень огорчился, когда сбылось его предсказание:
Пока поют в терновнике дрозды,
У Эрсилдурна не отнять его казны.
И впрямь, в одну злую весну не пели, как всегда, дрозды в колючих кустах вокруг Эрсилдурна. Лето выдалось дождливое, холодное. Урожай собрали бедный, и почти все жители деревни разорились, и пришлось им заложить свои земли богатым лендлордам.
Но самое удивительное предсказание Томас сделал 18 марта 1285 года. На шотландском троне в ту пору сидел мудрый король Александр III. На другой день граф Марч собирался на охоту и послал за Томасом, чтобы тот предсказал ему погоду.
Назавтра в полдень буря взовьется.
Ведать не ведала ране Шотландия,
Что столько крови прольется,—
предсказал Томас.
И граф Марч не рискнул отправиться на охоту.
Назавтра, ближе к полудню, он снова призвал к себе Томаса.
— Ну, где же твоя зловещая буря? — упрекнул он прорицателя.
— Полдень еще не пробило,— ответил спокойно Томас.
В этот миг в покои графа ворвался испуганный вестник. Он поведал, что великий король скончался. Он ненароком упал на крутой горной тропе с коня и более не встал.
— Увы, эта весть и означает бурю, которая нанесет жестокий урон нашей Шотландии, — произнес Томас.
На горе и печаль всех честных шотландцев, предсказание его сбылось.
Но людская молва повторяла и те его предсказания, каким еще только дано будет сбыться. Вот одно из них:
Когда Коровы Гаури выплывут на сушу,
Настанет судный день по наши души.
А надо вам сказать, что Коровами Гаури называют два гигантских валуна, стоящих за чертой полного прилива в заливе Тэй, что позади Ивергаури. И каждый год они на дюйм приближаются к земле, потому как море отступает.
Еще одному предсказанию Томаса только предстоит сбыться:
Йорк был, Лондон есть, Эдинбургу быть —
Самым славным, самым главным из трех прослыть.
А вот какую легенду сложили про Томаса сами шотландцы.
Прошло дважды семь лет с тех пор, как Томас-Рифмач вернулся от королевы эльфов, когда Шотландию втянули в тяжкую войну. Английский король после победы над Джоном Бальолем при Данбаре одолел Шотландию. Но доблестный рыцарь Уильям Уоллес поднял шотландцев, чтобы отбиться.
Так случилось, что армия бравых шотландцев стояла лагерем близ замка Томаса. И Томас решил устроить великий пир для славных воинов. Такого великого праздника еще не знал замок Эрсилдурн. Гости заполнили большой зал замка — благородные рыцари в тонких кольчугах, прекрасные дамы в шелестящих шелках. Вино лилось рекой, деревянные кубки то и дело наполнялись веселым шотландским элем.
Музыканты услаждали слух важных гостей, сказители развлекали историями о подвигах войны и охоты. Но главное ждало гостей впереди. Когда пир был закончен, сам хозяин замка Томас велел принести его любимую лютню и запел. Затаив дыхание, не проронив ни слова, слушали гости его песни о славном прошлом британской земли.
Он пел о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола. Об отважном Говэйне и волшебнике Мёрлине, о печальной любви Тристана и Изольды. И все, кто слушал его, думал и чувствовал, что такого барда им больше не услышать никогда.
Они оказались правы.
В эту ночь, когда гости разошлись и над рекой спустился туман, воин, дежуривший в палатке на склоне холма, проснулся от странного топота легких копыт по высохшей траве.
Он выглянул из палатки и увидел необычайное зрелище.
В свете яркой августовской луны по тропе к нему приближались белоснежные олень и олениха. Они ступали величественно и гордо. Воин позвал друзей, все окружили необыкновенную пару, но они продолжали идти вперед, не обращая ни на кого внимания.
— Надо разбудить Томаса Лермонта, — предложил кто-то. — Может быть, он нам скажет, что это значит.
— Верно, надо послать за Томасом-Прорицателем! — закричали все и отправили в замок маленького пажа разбудить Томаса Лермонта.
Услышав весть, Томас тут же вскочил с постели и быстро оделся. Он был бледен, даже руки у него дрожали. Ни один дикий зверь никогда прежде не покидал леса и не появлялся на улицах деревни. И потом, разве кто когда-нибудь слышал про белых оленей? Нет. Значит, это посланцы за ним, Томасом-Рифмачом, от королевы эльфов. Он и обрадовался: вскоре он снова увидит прекрасную королеву, но и загрустил — оборвалась нить его земной жизни.
Прихватив свою лютню, Томас вышел из замка и, с белым оленем по правую руку, с белой оленихой по левую, прошел по улицам деревни, освещенным серебристой луной, и скрылся в лесу, покинув родной Эрсилдурн навсегда.
понедельник, 11 марта 2013
Все, что меня не убило, сильно об этом пожалеет, потому что теперь моя очередь
Эту историю рассказал старый Мартин Бреннан. В те благоприятные дни он был главным садовником Большого дома. Он рассказал, как однажды летним вечером, когда он работал снаружи — на одном из полей недалеко от Лис Арден, известной эльфийской крепости, — он поднял глаза вверх и увидел на земляном валу десятка два или больше эльфов, все ростом с человека. Их женщины были по большей части молоды и красивы. У каждой на голове было покрывало. Мужчины были в красных и коричневых камзолах, некоторые без шляпы, с взъерошенными волосами, другие в небрежно сдвинутых колпаках. Но у всех у них, и у мужчин и у женщин, взгляды были такие пронзительные, что, казалось, даже оттуда, на расстоянии шестидесяти ярдов, они видят Мартина насквозь. В общем, он предпочел оставить в покое кусты, которые косил, и отправиться на ближайшую ферму в поисках людского общества.
Все, что меня не убило, сильно об этом пожалеет, потому что теперь моя очередь
В округe Мертир Тидфил, что в Уэльсе, есть низина, которую называют Пант ур Арос, Низина Остановок, или Пант ур Ханес, Низина Легенды. В старые времена была там усадьба Пантаннас, и фэйри - феи и эльфы - очень любили танцевать на полях фермера из Пантаннаса, который ненавидел это шумное, буйное племя, как он их называл, и частенько поговаривал, что готов даже бросить из-за них свое хозяйство.
Наконец он не выдержал и решил посоветоваться с одной ведьмой, которая сказала, что избавиться от фэйри легко, и она готова помочь крестьянину, но за это он должен разрешить ей подоить своих коров два раза - вечером и утром следующего дня. Фермер согласился, и ведьма посоветовала вспахать все луга и поля, где были волшебные кольца фэйри, потому что если потревожить зеленый дерн колец, то никогда уж феи и эльфы не будут там танцевать и уберутся восвояси.
Фермер последовал совету и избавился от фэйри. Ни один эльф не показывался больше в его владениях, и вместо их звонких песен, слышных даже в Соре Медоу Лэнд, над усадьбой воцарилась благословенная тишина.
Но однажды, когда крестьянин возвращался домой, на дороге его поджидал эльф - маленький человечек в красном плаще. Этот эльф подбежал к фермеру, направил свой меч ему прямо в сердце и сказал следующие слова:
Наша месть близка, Тебя настигнет она.
Крестьянин хотел было рассмеяться, но что-то неуловимо неумолимое во взгляде человечка заставило смех умереть на его устах.
Через несколько дней, когда в доме фермера все уже собирались ложиться спать, раздался ужасный грохот и чей-то голос произнес: Наша месть близка.
На следующее утро крестьянин собирался перевезти с полей в амбары убранный хлеб, но зерно неожиданно вспыхнуло ярким пламенем. Оно горело так сильно, что на поле не осталось ни одного колоска, ни одного зернышка. Только эльфы могли устроить такой пожар.
Само собой разумеется, что фермер очень испугался и пожалел, что последовал совету ведьмы и поссорился с фэйри.
На следующий день после пожара к нему снова пришел тот самый человечек, которого он совсем недавно видел на дороге, обнажил свой меч и произнес следующие слова: Лишь начинается она.
Тут фермер побледнел, как мертвец, и стал просить эльфа выслушать его. Фэйри сначала отказывался говорить со своим врагом, но после долгих уговоров сдался и, повернувшись к фермеру лицом, злобно спросил, чего тот хочет.
Крестьянин отвечал, что готов не пахать больше лугов и полей, чтобы кольца эльфов вновь поросли зеленой муравой, только бы фэйри не сердились больше на него.
- Нет, - отвечал эльф, - Король фэйри дал слово, что будет мстить тебе изо всех сил, а силе его и могуществу нет предела.
Крестьянин стал плакать и умолять эльфов простить его, и под конец фэйри пообещал поговорить с Королем и сказал, что на закате третьего дня придет на то же место и сообщит фермеру его решение.
Крестьянин дал слово не преследовать больше эльфов и через три дня пришел на то же место. Маленький человечек уже ждал его там. Он сказал:
- Король тронут твоим раскаянием, но слово его нерушимо, и поэтому Король решил, что эльфийская месть падет не на тебя самого, на твою семью. Но случится это не с самим тобой, не с твоей женой и вашими детьми, а с твоими потомками.
Крестьянин был рад такому решению.
С тех пор на его полях вновь стали танцевать эльфы и их волшебные песни звучали в ночной тишине.
Прошло много лет, но, хотя в доме Пантаннаса время от времени раздавалось гулкое предостережение эльфов: Месть близка.
Но ничего не происходило, и обитатели усадьбы постепенно успокаивались, пока, наконец, не уверовали, что проступок их предка забыт и прощен.
Но вот, еще через сто лет, наследник Пантаннаса собирался жениться на дочери соседнего фермера из Пен Крейг Даф. Свадьба должна была состояться через несколько недель. Молодые люди были счастливы, да и родители их одобряли этот брак. Приближалось Рождество, и невеста отправилась навестить семью своего будущего мужа. Все уселись за стол — ради такого случая был зажарен гусь, и весело проводили время, рассказывая всякие истории, когда вдруг с цветущей клумбы за домом у реки раздался голос: Час расплаты настал.
Гости вместе с хозяевами выбежали в сад: они думали, что предостережение повторится вновь. Сначала слышался один лишь непрерывный шум бегущей неподалеку реки, вскипающей совсем рядом с домом пенным водопадом, но затем вновь раздался зловещий голос: Час расплаты пришел.
Все растерялись и испугались, и никто не знал, что предпринять. Наконец решено было вернуться в дом и осмотреть его снизу доверху. Но ничего не нашли.
Маленькая фея появилась на столе в тот миг, когда ее никто не ждал, — все сидели у камина и тихо обсуждали случившееся.
— Ну и что тебе надо, отвратительная малявка? — грубо спросил ее кто-то из гостей.
— От тебя, о человек с несносным языком, мне не надо ничего, — отвечала маленькая фея. — Меня послали рассказать, что случится с этой семьей. Запомните: сердце девушки подобно кораблю в бурю, которому никогда уж не добраться до спасительной бухты, ибо капитан его исчез.
И как только произнесены были эти слова, она тут же исчезла, и никто не видел, как это произошло и куда она делась.
Пока фея была в доме, кругом царила полная тишина, но стоило ей исчезнуть, как вновь раздался голос с клумбы у реки: Час расплаты пришел. Слова повторялись вновь и вновь, и все настолько испугались, что и слова не могли произнести. На лицах и гостей, и хозяев было выражение дикого ужаса.
Вечер расстроился, и наконец Ридерих, наследник Пантаннаса, пошел проводить домой Гвейрфил, свою невесту, но домой не вернулся. Молодые люди шли по тропинке к Пен Крейг Даф. Родители рвали на себе волосы от горя и обыскали всю тропинку, но ничего так и не нашли. Гвейрфил сказала, что ее суженого наверняка заманил кто-нибудь из фэйри в Воронью расщелину на другой стороне холма.
Шло время, дни превращались в месяцы, месяцы — в годы. Мать и отец Ридериха ушли на небеса к своим предкам. Усадьба переходила из рук в руки, и постепенно все стали забывать о несчастном юноше. Но был в деревне один человек, который помнил о Ридерихе и надеялся на его возвращение. Каждый день в любую погоду приходила она на вершину холма и смотрела во все стороны полными слез глазами в надежде увидеть своего нареченного. Но все ее надежды были тщетны.
От слез зрение Гвейрфил ослабло, но она все равно продолжала оплакивать своего возлюбленного и вскоре совершенно ослепла. А Ридерих все не возвращался. А ее надеждам вскоре положила конец смерть. Бренные останки Гвейрфил были преданы земле у старой часовни в Фэне.
Годы летели, исчезая вдали подобно печному дыму, и вскоре не осталось в живых ни одного человека, кто бы знал Ридериха, но люди частенько рассказывали друг другу легенду о Пантаннасе. И после его исчезновения фэйри больше нигде поблизости не показывались, и музыка их больше не слышалась по ночам.
Но Ридерих вернулся. Фэйри, оказывается, заманили его в свою пещеру. Вот что с ним случилось. Когда он возвращался из Пен Крейг Даф домой, внимание его привлекла чудесная музыка, раздававшаяся из одной из пещер в Вороньей расщелине, и он остановился послушать. Через некоторое время пение стало затихать, как будто музыканты ушли вглубь холма, и Ридерих вошел в пещеру.
Послушав час или два, он вышел из пещеры и отправился домой. Когда он покинул холм, было чудесное утро и на безоблачном небе ярко светило солнце. Ридерих шел вдоль Вороньей расщелины, пока не вышел к месту, где стояла часовня Фэна, но ее там не было. Господи, сколько же время провел он в пещере и что это была за пещера?
Он поспешил к Пантаннасу, рванул дверь и вбежал в дом. Он ничего не понимал — вся обстановка изменилась, да и что это за старик сидит у камина и с таким удивлением смотрит на него?
— Кто дал тебе право врываться в мой дом? Кто ты? — наконец спросил старик.
Только тут Ридерих начал понимать, что с ним случилось что-то необыкновенное. Он с трудом ответил:
— Я Ридерих.
— Ридерих? — переспросил старец. — Ридерих? Я тебя не знаю, да и нет в наших краях больше никакого Ридериха.
Единственный человек с таким редким именем, о котором мне доводилось слышать от моего дедушки, исчез, и никто не знал, как и куда, много десятков лет тому назад. Ридерих упал на стул и зарыдал. Старик подошел к нему утешить и погладить по плечу, но рука — ой! — погрузилась во прах.
Наконец он не выдержал и решил посоветоваться с одной ведьмой, которая сказала, что избавиться от фэйри легко, и она готова помочь крестьянину, но за это он должен разрешить ей подоить своих коров два раза - вечером и утром следующего дня. Фермер согласился, и ведьма посоветовала вспахать все луга и поля, где были волшебные кольца фэйри, потому что если потревожить зеленый дерн колец, то никогда уж феи и эльфы не будут там танцевать и уберутся восвояси.
Фермер последовал совету и избавился от фэйри. Ни один эльф не показывался больше в его владениях, и вместо их звонких песен, слышных даже в Соре Медоу Лэнд, над усадьбой воцарилась благословенная тишина.
Но однажды, когда крестьянин возвращался домой, на дороге его поджидал эльф - маленький человечек в красном плаще. Этот эльф подбежал к фермеру, направил свой меч ему прямо в сердце и сказал следующие слова:
Наша месть близка, Тебя настигнет она.
Крестьянин хотел было рассмеяться, но что-то неуловимо неумолимое во взгляде человечка заставило смех умереть на его устах.
Через несколько дней, когда в доме фермера все уже собирались ложиться спать, раздался ужасный грохот и чей-то голос произнес: Наша месть близка.
На следующее утро крестьянин собирался перевезти с полей в амбары убранный хлеб, но зерно неожиданно вспыхнуло ярким пламенем. Оно горело так сильно, что на поле не осталось ни одного колоска, ни одного зернышка. Только эльфы могли устроить такой пожар.
Само собой разумеется, что фермер очень испугался и пожалел, что последовал совету ведьмы и поссорился с фэйри.
На следующий день после пожара к нему снова пришел тот самый человечек, которого он совсем недавно видел на дороге, обнажил свой меч и произнес следующие слова: Лишь начинается она.
Тут фермер побледнел, как мертвец, и стал просить эльфа выслушать его. Фэйри сначала отказывался говорить со своим врагом, но после долгих уговоров сдался и, повернувшись к фермеру лицом, злобно спросил, чего тот хочет.
Крестьянин отвечал, что готов не пахать больше лугов и полей, чтобы кольца эльфов вновь поросли зеленой муравой, только бы фэйри не сердились больше на него.
- Нет, - отвечал эльф, - Король фэйри дал слово, что будет мстить тебе изо всех сил, а силе его и могуществу нет предела.
Крестьянин стал плакать и умолять эльфов простить его, и под конец фэйри пообещал поговорить с Королем и сказал, что на закате третьего дня придет на то же место и сообщит фермеру его решение.
Крестьянин дал слово не преследовать больше эльфов и через три дня пришел на то же место. Маленький человечек уже ждал его там. Он сказал:
- Король тронут твоим раскаянием, но слово его нерушимо, и поэтому Король решил, что эльфийская месть падет не на тебя самого, на твою семью. Но случится это не с самим тобой, не с твоей женой и вашими детьми, а с твоими потомками.
Крестьянин был рад такому решению.
С тех пор на его полях вновь стали танцевать эльфы и их волшебные песни звучали в ночной тишине.
Прошло много лет, но, хотя в доме Пантаннаса время от времени раздавалось гулкое предостережение эльфов: Месть близка.
Но ничего не происходило, и обитатели усадьбы постепенно успокаивались, пока, наконец, не уверовали, что проступок их предка забыт и прощен.
Но вот, еще через сто лет, наследник Пантаннаса собирался жениться на дочери соседнего фермера из Пен Крейг Даф. Свадьба должна была состояться через несколько недель. Молодые люди были счастливы, да и родители их одобряли этот брак. Приближалось Рождество, и невеста отправилась навестить семью своего будущего мужа. Все уселись за стол — ради такого случая был зажарен гусь, и весело проводили время, рассказывая всякие истории, когда вдруг с цветущей клумбы за домом у реки раздался голос: Час расплаты настал.
Гости вместе с хозяевами выбежали в сад: они думали, что предостережение повторится вновь. Сначала слышался один лишь непрерывный шум бегущей неподалеку реки, вскипающей совсем рядом с домом пенным водопадом, но затем вновь раздался зловещий голос: Час расплаты пришел.
Все растерялись и испугались, и никто не знал, что предпринять. Наконец решено было вернуться в дом и осмотреть его снизу доверху. Но ничего не нашли.
Маленькая фея появилась на столе в тот миг, когда ее никто не ждал, — все сидели у камина и тихо обсуждали случившееся.
— Ну и что тебе надо, отвратительная малявка? — грубо спросил ее кто-то из гостей.
— От тебя, о человек с несносным языком, мне не надо ничего, — отвечала маленькая фея. — Меня послали рассказать, что случится с этой семьей. Запомните: сердце девушки подобно кораблю в бурю, которому никогда уж не добраться до спасительной бухты, ибо капитан его исчез.
И как только произнесены были эти слова, она тут же исчезла, и никто не видел, как это произошло и куда она делась.
Пока фея была в доме, кругом царила полная тишина, но стоило ей исчезнуть, как вновь раздался голос с клумбы у реки: Час расплаты пришел. Слова повторялись вновь и вновь, и все настолько испугались, что и слова не могли произнести. На лицах и гостей, и хозяев было выражение дикого ужаса.
Вечер расстроился, и наконец Ридерих, наследник Пантаннаса, пошел проводить домой Гвейрфил, свою невесту, но домой не вернулся. Молодые люди шли по тропинке к Пен Крейг Даф. Родители рвали на себе волосы от горя и обыскали всю тропинку, но ничего так и не нашли. Гвейрфил сказала, что ее суженого наверняка заманил кто-нибудь из фэйри в Воронью расщелину на другой стороне холма.
Шло время, дни превращались в месяцы, месяцы — в годы. Мать и отец Ридериха ушли на небеса к своим предкам. Усадьба переходила из рук в руки, и постепенно все стали забывать о несчастном юноше. Но был в деревне один человек, который помнил о Ридерихе и надеялся на его возвращение. Каждый день в любую погоду приходила она на вершину холма и смотрела во все стороны полными слез глазами в надежде увидеть своего нареченного. Но все ее надежды были тщетны.
От слез зрение Гвейрфил ослабло, но она все равно продолжала оплакивать своего возлюбленного и вскоре совершенно ослепла. А Ридерих все не возвращался. А ее надеждам вскоре положила конец смерть. Бренные останки Гвейрфил были преданы земле у старой часовни в Фэне.
Годы летели, исчезая вдали подобно печному дыму, и вскоре не осталось в живых ни одного человека, кто бы знал Ридериха, но люди частенько рассказывали друг другу легенду о Пантаннасе. И после его исчезновения фэйри больше нигде поблизости не показывались, и музыка их больше не слышалась по ночам.
Но Ридерих вернулся. Фэйри, оказывается, заманили его в свою пещеру. Вот что с ним случилось. Когда он возвращался из Пен Крейг Даф домой, внимание его привлекла чудесная музыка, раздававшаяся из одной из пещер в Вороньей расщелине, и он остановился послушать. Через некоторое время пение стало затихать, как будто музыканты ушли вглубь холма, и Ридерих вошел в пещеру.
Послушав час или два, он вышел из пещеры и отправился домой. Когда он покинул холм, было чудесное утро и на безоблачном небе ярко светило солнце. Ридерих шел вдоль Вороньей расщелины, пока не вышел к месту, где стояла часовня Фэна, но ее там не было. Господи, сколько же время провел он в пещере и что это была за пещера?
Он поспешил к Пантаннасу, рванул дверь и вбежал в дом. Он ничего не понимал — вся обстановка изменилась, да и что это за старик сидит у камина и с таким удивлением смотрит на него?
— Кто дал тебе право врываться в мой дом? Кто ты? — наконец спросил старик.
Только тут Ридерих начал понимать, что с ним случилось что-то необыкновенное. Он с трудом ответил:
— Я Ридерих.
— Ридерих? — переспросил старец. — Ридерих? Я тебя не знаю, да и нет в наших краях больше никакого Ридериха.
Единственный человек с таким редким именем, о котором мне доводилось слышать от моего дедушки, исчез, и никто не знал, как и куда, много десятков лет тому назад. Ридерих упал на стул и зарыдал. Старик подошел к нему утешить и погладить по плечу, но рука — ой! — погрузилась во прах.
Прекрасная Дженет жила в замке своего отца, славного графа Марча.
Вместе с другими девушками она проводила дни в высокой башне замка – они там шили и вышивали шелковые одеяния. Только Дженет не очень внимательно следила, чтобы шов у нее получался прямой и ровный. Она больше любила глядеть в окошко.
А за окном виднелись деревья Картехогского леса, куда девушкам из замка ходить строго-настрого запрещалось. В этом лесу, как говорили, охотились рыцари королевы эльфов, и горе той девушке, которая пошла бы туда гулять и повстречала одного из них!
Но Дженет не хотела этого слушать. И в один прекрасный день шитье было отброшено в сторону, иголка очутилась на полу, а сама девушка в зеленом лесу.
Гуляя по лесу, Дженет увидела на поляне белого коня, привязанного к дереву. Конь был белее молока, а сбруя на нем сверкала чистым золотом. Дженет пошла дальше и пришла к поляне, усыпанной розами. Не успела она сорвать один цветок, как вдруг перед ней словно из-под земли вырос юноша.
Зачем ты сорвала белую розу, прекрасная Дженет? – спросил он. – Кто тебе позволил? И как ты посмела прийти в Картехогский лес без моего разрешения?
Где хочу, там и рву цветы! – ответила Дженет. – А просить у тебя разрешения и не подумаю.
Услышав такой дерзкий ответ, юноша рассмеялся, отчего все семь колокольчиков на его поясе весело зазвенели. Потом сорвал красную розу и, протянув ее Дженет, сказал:
– Не сердись, я пошутил. Для такой красивой девушки я бы не пожалел даже всех роз Картехогского леса!
Весь день Дженет и Там Лин (так звали юношу) гуляли по лесу и танцевали на лужайках под волшебную музыку и нежное пение.
Но вот Дженет заметила, что солнце клонится к закату, и поняла, что пора домой, если она хочет попасть в замок до того, как отец заметит ее отсутствие.
Бедная Дженет так спешила, что почти всю дорогу бежала и очень устала. Когда она, бледная и усталая, вошла в большие ворота замка, придворные дамы, игравшие во дворе перед замком в мяч, спросили ее:
– Что такое увидела ты в лесу, прекрасная Дженет, отчего так устала и побледнела?
Но Дженет им ничего не ответила.
На другой день придворные дамы играли в большом зале в шахматы, а девушки сидели опять в башне и шили. Но Дженет осталась одна. Она смотрела и думала: хорошо бы сейчас гулять в лесу с молодым рыцарем, танцевать под волшебную музыку и слушать нежное пение...
Задумавшись, она не заметила, как к ней подошел старый лорд, друг ее отца, славного графа Марча.
– Отчего ты грустишь, прекрасная Дженет? – спросил он. – Сдается мне, ты вчера побывала в зеленой стране эльфов. Если только наш граф узнает об этом, нам всем несдобровать.
– Ах, оставьте меня в покое! – рассердилась Дженет.
В ответе ее звучала дерзость, а сердцем она чувствовала, что старый лорд прав: Там Лин был не простой смертный, а рыцарь королевы эльфов. И горе той девушке, что полюбит рыцаря из волшебной страны эльфов. Так говорили все.
Но Дженет не хотела этого слушать. И в один прекрасный день опять убежала в лес. Долго она блуждала среди деревьев, но ни белого коня, ни его молодого хозяина так и не встретила. Она хотела идти уж домой и сорвала зеленую ветку – чтобы унести ее с собой на память, – как вдруг перед ней словно из-под земли вырос Там Лин.
– Скажи мне, скажи скорей, Там Лин, кто ты? – спросила Дженет.
– Я страж этого леса! – ответил юноша.
– Значит, ты и вправду рыцарь королевы эльфов? – печально сказала Дженет.
– Так меня называют, – ответил Там Лин, – но я родился и вырос среди людей. Меня воспитывал мой дедушка граф Роксбургский, потому что родители мои умерли, когда я был еще ребенком. С тех пор я жил в его замке. Однажды во время охоты вот в этом самом лесу с севера налетел страшный ветер. Граф Роксбургский со своей свитой поскакал домой, а меня одолел какой-то странный сон, и я упал с коня. Проснулся я уже в стране эльфов – это их королева нарочно наслала на насзлой северный ветер, чтобы унести меня к зеленым холмам, в Страну Вечной Юности.
Вспомнив про зеленые холмы, Там Лин замолк, опустил голову и о чем-то задумался. Потом опять заговорил с грустью:
– И с тех пор на мне заклинание королевы эльфов: днем я должен сторожить Картехогский лес, а ночью возвращаться в страну эльфов. Там всегда весело и тепло. Я там в большом почете. Но если бы ты знала, Дженет, как мне хочется разрушить волшебные чары и вернуться к людям!
– Я помогу тебе! – воскликнула Дженет, но тут же добавила тихо: – Если ты хочешь.
Там Лин нежно взял ее руку в свои и вот что сказал: – Есть только одна ночь в году, когда можно разрушить злые чары королевы эльфов, – это ночь на первое ноября, в канун праздника всех святых. На эту ночь все эльфы и их королева покидают свои зеленые холмы. И я еду с ними. Сегодня как раз такая ночь. Но освободить меня не легко. Отважишься ли ты на это, милая Дженет?
В ответ Дженет лишь спросила, что она должна сделать. И Там Лин сказал:
– Когда пробьет полночь, жди меня у перекрестка четырех дорог. Сначала ты увидишь рыцарей королевы эльфов на вороных конях. Пропусти их и не сходи с места. Потом проскачут всадники на буланых конях. Ты пропусти их. И наконец появятся четыре всадника на белых конях. Я буду среди них. Чтобы ты узнала меня, я сниму с одной руки перчатку. Ты подойди к моему коню, возьми его за золотую уздечку и вырви повод из моих рук. Как только ты отнимешь у меня повод, я упаду с коня, и королева эльфов воскликнет: «Верного Там Лина похитили!» Вот тогда будет самое трудное. Ты должна обнять меня крепко и не отпускать, что бы со мной ни делали, в кого бы меня ни превращали. Только так можно снять с меня заклинание и победить королеву эльфов.
Страшно было бедной Дженет оставаться одной ночью в лесу. Но она помнила, что сказал ей Там Лин, и исполнила все, как он просил. Она схватила его белого коня за золотую уздечку и вырвала повод из его рук, и когда он упал на землю, она обняла его крепко-крепко.
– Верного Там Лина похитили! – воскликнула королева эльфов.
Но Дженет не испугалась и только еще крепче обняла его. Тогда королева, прошептав заклинание, превратила Там Лина в зеленую ящерицу. Дженет прижала ящерицу к сердцу, но тут ящерица превратилась в холодную змею, которая обвилась вокруг ее шеи. Дженет смело схватила змею, тогда змея обернулась в брусок раскаленного железа. Из глаз Дженет полились слезы, ей было так больно, но Там Лина она все равно из рук не выпустила.
И королева эльфов тогда поняла, что Там Лин потерян для нее навсегда. Она вернула ему его прежний облик и сказала:
– Прощай, Там Лин! Прощай! Лучшего рыцаря потеряла страна эльфов. Если бы знала я вчера то, что узнала сегодня, я бы превратила твое нежное сердце в камень!
И с этими словами королева эльфов исчезла в зеленом лесу. А прекрасная Дженет взяла Там Лина за руку и отвела в замок своего отца, славного графа Марча.
Вместе с другими девушками она проводила дни в высокой башне замка – они там шили и вышивали шелковые одеяния. Только Дженет не очень внимательно следила, чтобы шов у нее получался прямой и ровный. Она больше любила глядеть в окошко.
А за окном виднелись деревья Картехогского леса, куда девушкам из замка ходить строго-настрого запрещалось. В этом лесу, как говорили, охотились рыцари королевы эльфов, и горе той девушке, которая пошла бы туда гулять и повстречала одного из них!
Но Дженет не хотела этого слушать. И в один прекрасный день шитье было отброшено в сторону, иголка очутилась на полу, а сама девушка в зеленом лесу.
Гуляя по лесу, Дженет увидела на поляне белого коня, привязанного к дереву. Конь был белее молока, а сбруя на нем сверкала чистым золотом. Дженет пошла дальше и пришла к поляне, усыпанной розами. Не успела она сорвать один цветок, как вдруг перед ней словно из-под земли вырос юноша.
Зачем ты сорвала белую розу, прекрасная Дженет? – спросил он. – Кто тебе позволил? И как ты посмела прийти в Картехогский лес без моего разрешения?
Где хочу, там и рву цветы! – ответила Дженет. – А просить у тебя разрешения и не подумаю.
Услышав такой дерзкий ответ, юноша рассмеялся, отчего все семь колокольчиков на его поясе весело зазвенели. Потом сорвал красную розу и, протянув ее Дженет, сказал:
– Не сердись, я пошутил. Для такой красивой девушки я бы не пожалел даже всех роз Картехогского леса!
Весь день Дженет и Там Лин (так звали юношу) гуляли по лесу и танцевали на лужайках под волшебную музыку и нежное пение.
Но вот Дженет заметила, что солнце клонится к закату, и поняла, что пора домой, если она хочет попасть в замок до того, как отец заметит ее отсутствие.
Бедная Дженет так спешила, что почти всю дорогу бежала и очень устала. Когда она, бледная и усталая, вошла в большие ворота замка, придворные дамы, игравшие во дворе перед замком в мяч, спросили ее:
– Что такое увидела ты в лесу, прекрасная Дженет, отчего так устала и побледнела?
Но Дженет им ничего не ответила.
На другой день придворные дамы играли в большом зале в шахматы, а девушки сидели опять в башне и шили. Но Дженет осталась одна. Она смотрела и думала: хорошо бы сейчас гулять в лесу с молодым рыцарем, танцевать под волшебную музыку и слушать нежное пение...
Задумавшись, она не заметила, как к ней подошел старый лорд, друг ее отца, славного графа Марча.
– Отчего ты грустишь, прекрасная Дженет? – спросил он. – Сдается мне, ты вчера побывала в зеленой стране эльфов. Если только наш граф узнает об этом, нам всем несдобровать.
– Ах, оставьте меня в покое! – рассердилась Дженет.
В ответе ее звучала дерзость, а сердцем она чувствовала, что старый лорд прав: Там Лин был не простой смертный, а рыцарь королевы эльфов. И горе той девушке, что полюбит рыцаря из волшебной страны эльфов. Так говорили все.
Но Дженет не хотела этого слушать. И в один прекрасный день опять убежала в лес. Долго она блуждала среди деревьев, но ни белого коня, ни его молодого хозяина так и не встретила. Она хотела идти уж домой и сорвала зеленую ветку – чтобы унести ее с собой на память, – как вдруг перед ней словно из-под земли вырос Там Лин.
– Скажи мне, скажи скорей, Там Лин, кто ты? – спросила Дженет.
– Я страж этого леса! – ответил юноша.
– Значит, ты и вправду рыцарь королевы эльфов? – печально сказала Дженет.
– Так меня называют, – ответил Там Лин, – но я родился и вырос среди людей. Меня воспитывал мой дедушка граф Роксбургский, потому что родители мои умерли, когда я был еще ребенком. С тех пор я жил в его замке. Однажды во время охоты вот в этом самом лесу с севера налетел страшный ветер. Граф Роксбургский со своей свитой поскакал домой, а меня одолел какой-то странный сон, и я упал с коня. Проснулся я уже в стране эльфов – это их королева нарочно наслала на насзлой северный ветер, чтобы унести меня к зеленым холмам, в Страну Вечной Юности.
Вспомнив про зеленые холмы, Там Лин замолк, опустил голову и о чем-то задумался. Потом опять заговорил с грустью:
– И с тех пор на мне заклинание королевы эльфов: днем я должен сторожить Картехогский лес, а ночью возвращаться в страну эльфов. Там всегда весело и тепло. Я там в большом почете. Но если бы ты знала, Дженет, как мне хочется разрушить волшебные чары и вернуться к людям!
– Я помогу тебе! – воскликнула Дженет, но тут же добавила тихо: – Если ты хочешь.
Там Лин нежно взял ее руку в свои и вот что сказал: – Есть только одна ночь в году, когда можно разрушить злые чары королевы эльфов, – это ночь на первое ноября, в канун праздника всех святых. На эту ночь все эльфы и их королева покидают свои зеленые холмы. И я еду с ними. Сегодня как раз такая ночь. Но освободить меня не легко. Отважишься ли ты на это, милая Дженет?
В ответ Дженет лишь спросила, что она должна сделать. И Там Лин сказал:
– Когда пробьет полночь, жди меня у перекрестка четырех дорог. Сначала ты увидишь рыцарей королевы эльфов на вороных конях. Пропусти их и не сходи с места. Потом проскачут всадники на буланых конях. Ты пропусти их. И наконец появятся четыре всадника на белых конях. Я буду среди них. Чтобы ты узнала меня, я сниму с одной руки перчатку. Ты подойди к моему коню, возьми его за золотую уздечку и вырви повод из моих рук. Как только ты отнимешь у меня повод, я упаду с коня, и королева эльфов воскликнет: «Верного Там Лина похитили!» Вот тогда будет самое трудное. Ты должна обнять меня крепко и не отпускать, что бы со мной ни делали, в кого бы меня ни превращали. Только так можно снять с меня заклинание и победить королеву эльфов.
Страшно было бедной Дженет оставаться одной ночью в лесу. Но она помнила, что сказал ей Там Лин, и исполнила все, как он просил. Она схватила его белого коня за золотую уздечку и вырвала повод из его рук, и когда он упал на землю, она обняла его крепко-крепко.
– Верного Там Лина похитили! – воскликнула королева эльфов.
Но Дженет не испугалась и только еще крепче обняла его. Тогда королева, прошептав заклинание, превратила Там Лина в зеленую ящерицу. Дженет прижала ящерицу к сердцу, но тут ящерица превратилась в холодную змею, которая обвилась вокруг ее шеи. Дженет смело схватила змею, тогда змея обернулась в брусок раскаленного железа. Из глаз Дженет полились слезы, ей было так больно, но Там Лина она все равно из рук не выпустила.
И королева эльфов тогда поняла, что Там Лин потерян для нее навсегда. Она вернула ему его прежний облик и сказала:
– Прощай, Там Лин! Прощай! Лучшего рыцаря потеряла страна эльфов. Если бы знала я вчера то, что узнала сегодня, я бы превратила твое нежное сердце в камень!
И с этими словами королева эльфов исчезла в зеленом лесу. А прекрасная Дженет взяла Там Лина за руку и отвела в замок своего отца, славного графа Марча.